В жизни бывает всякое. Случается, что мертвые хватают живых. Но гораздо чаще происходит наоборот — живые остервенело борются с мертвыми, пытаясь переписать задним числом события давно минувших дней.
Когда власти не в состоянии обеспечить справедливость социальную, внимание масс целенаправленно переключается на восстановление справедливости исторической. При этом толкуется она исключительно в интересах правящего класса.
Чем южнее и беднее постсоветская республика, тем более гротескные формы принимает «декоммунизация», трактуемая как избавление от любых отсылок к общему с Россией прошлому.
Так, в Тбилиси этой весной демонтировали памятник такому несомненному символу «оккупации», как советский физик-ядерщик Кирилл Щелкин.
В Азербайджане объявили «остатками советской идеологии» и снесли уникальные мозаики. Изображены на них были знаковые для азербайджанской культуры поэты Низами и Насими — годом последнего ЮНЕСКО объявило 2016 год.
В Таджикистане — самой нищей из бывших советских республик — не стало пиков Ленина и Революции, а пик Коммунизма стал пиком Исмаила Сомони, эмира из феодальной династии, правившей этими краями в средние века. Переименованы даже самые отдаленные и нищие горные кишлаки, а в феврале Таджикистан торжественно избавился от последней приметы «совка» — основанный в 1946 году город Чкаловск стал Бустоном. Одновременно переименовали построенное при советах Кайраккумское водохранилище: отныне оно именуется Бахри Тоджик.
Укриана тоже ведет себя как бедная южная страна: российское ТВ охотно сообщает, что памятник легендарному комдиву Щорсу в Киеве готовят к сносу на юбилей УПА. Но ведь в России происходит то же самое.
Скандальная установка в Санкт-Петербурге мемориальной доски финскому маршалу Маннергейму, чьи войска осаждали блокадный Ленинград, стала одним из символов упрямого насаждения высшей бюрократией своего специфического понимания отечественной истории.
В рамках этого понимания память о революционере Иване Каляеве надо отовсюду стереть, а памятник великому князю Сергею Александровичу Романову — установить в Москве. И станцию метро «Войковская», против переименования которой большинство граждан выступило в ходе открытого голосования, надо все равно заменить на «Балтийскую», сославшись на итоги голосования анонимного.
Специфический характер «восстановления исторической справедливости» хорошо виден на примере Крыма, где прокурор отрицает факт отречения гражданина Романова, выходя на шествие в честь победы в ВОВ с иконой Николая II.
В мае этого года в Евпатории ему открыли бюст. В июле оповестили, что скульптуру с Николаем II поставят в Ливадийском парке на месте снесенного кафе «Дубки» — это будет уже третий по счету Николай II на полуострове. В августе сенатор Сергей Цеков выступил за переименование улицы Карла Маркса в Симферополе в улицу Екатерины II, которой 19 августа здесь же, в Симферополе, открыли памятник. А в Феодосии планируют поставить памятник еще одному Романову — Александру III.
Окно Овертона тем временем потихоньку превращается в стационарно действующий портал. Вслед за доской Маннергейму в Ельцин-центре уже заговорили о том, что и с власовцами не все так однозначно. В общем, готовьтесь, дорогие россияне: как говорят украинские небратья — далі буде.
Аллюзия на Украину тут неслучайна. «Убеждая общество в отрицательном влиянии нашего общего социалистического прошлого, реальные собственники государства стремятся в первую очередь лишить общество его социальных завоеваний, а именно: общественной собственности и социальных льгот», — откровенно написали недавно на страницах киевского еженедельника «Зеркало недели». Как называется государство — Украина, Таджикистан или Российская Федерация — в данном контексте совсем не важно.
Однако особенность декоммунизации по-российски состоит в том, что здесь она происходит буднично — без шума, пыли и спецэффектов в виде скачущей толпы с кувалдами в руках. Экстаз сиюминутного разрушения подменяется в России повседневным гомеопатическим шельмованием «совка». И тому есть рациональное объяснение.
Российский правящий класс не может просто взять и объявить приватизированный кусок бывшей страны «жертвой колониального угнетения», получив от одурманенного национализмом общества индульгенцию на уничтожение всего того, что напоминает новым хозяевам жизни об источниках их состояния и привилегии, а простонародью — о том, что нынешний порядок вещей не вечен и когда-то было совсем иначе.
Двойственная природа происхождения нынешнего российского капитализма предопределяет амбивалентность его идеологических подпорок.
Для обоснования претензий потомков бывшей перекрасившейся партноменклатуры на собственность и власть приходится одной рукой проводить шествия «Бессмертного полка», раздавать георгиевские ленточки и защищать память о Великой Победе — а другой рукой стыдливо драпировать Мавзолей на 9 мая, спонсировать Ельцин-центры и извлекать из пыльных сундуков монархические штандарты.
Ведь вилка возможностей для поддержания политического статус-кво в России предельно проста. Пока на байках об умученном злыми большевиками добром царе Николае подрастает новое поколение, электоральную стабильность здесь и сейчас обеспечивает эксплуатация доставшихся от «совка» символов, смыслов и жестов.
Пока остаточная радиация их обаяния и мобилизационного потенциала совсем не выдохлась.