Шесть принципов, которым педагог Макаренко может научить современную маму

Несмотря на то что Макаренко — «педагогическая легенда» и многократно титулован, об отношении к нему официальной советской педагогики говорит хотя бы то, что на его похоронах не было высоких чиновников от образования. Между прочим, Крупская (среди прочего — инициатор создания общества «Друг детей») реального друга детей Макаренко раскритиковала, а его подход назвала «антисоветским».

Поэтому неудивительно, что «Педагогическая поэма» вышла не в педагогическом издательстве, а в литературном. И это действительно не сухая методичка, а настоящая литература — с яркими героями, ироничным рассказчиком, лирическими отступлениями и напряженным сюжетом.  Педагогика здесь — не набор абстракций, а конкретные люди, судьбы, ситуации. Поэтому книга очень живая и читается легко.

Книга будет полезна для родителей подростков, которые внезапно столкнулись с проблемами переходного возраста.

Для многодетных родителей в книге тоже есть много актуального: как организовывать детей в команду, решать конфликты между детьми, делегировать ответственность старшим детям.

Кроме того, мне кажется, в книге есть много важных моментов для приемных родителей. Ведь с усыновлением связано очень много страхов: что он испорченный, ворует и хамит, — в общем, трудная история. А ведь Макаренко работал не с кем-нибудь, а с малолетними правонарушителями — так что куда уж труднее!

Правда, у верующего читателя некоторые моменты могут вызвать душевный диссонанс. Милый, умный, ироничный автор — дитя своего времени, а значит — антиклерикал. Нет, Макаренко, конечно, вовсе не воинствующий атеист, просто он искренне рассматривает религию как атавизм, который вот-вот отомрет сам. Он относится к верующим как к безобидным чудикам, «из-за угла мешком ударенным» и изрядно хлебнувшим «опиума для народа». Верующие (в книге описаны и верующий сотрудник, и верующий воспитанник) — объекты неисчерпаемой авторской беззлобной иронии.

Вот как реагирует завхоз на то, что воспитанники пристают к верующему мастеру: «Какое тебе дело до Иисуса Христа, скажи мне, пожалуйста? Я тебя как захвачу отседова, так не только Христу, а и Николаю-угоднику молебны будешь служить! Ежели вас советская власть ослобонила от богов, так и радуйся молча, а не то что куражиться сюда прийшов».

Ситуации в книге часто подталкивают к разговору «о попах». Воспитанница-комсомолка не хочет «венчаться с попами». Другую воспитанницу Макаренко спокойно отправляет на аборт. В очередной раз колония переезжает не куда-нибудь, а на территорию разоренного монастыря, о котором автор говорит так: «В Подворках много задержалось разного преподобного народа: бывших попов и монахов, послушников, конюхов и приживалов, монастырских поваров, садовников и проституток». Впрочем, Макаренко запрещает воспитанникам мешать богослужениям в сохранившемся храме: «Только смотрите, не хулиганить. Мы боремся с религией убеждением и перестройкой жизни, а не хулиганством».

Постоянный мотив книги — борьба с советской официозной педагогикой, чиновниками и теоретиками. Собственно, в этой борьбе и из-за постоянного давления «педагогической общественности» Макаренко в итоге отказывается от своей любимой колонии имени Горького и переходит в колонию под управлением НКВД.

Противоречие «теории и практики» — главная боль Макаренко, который даже дипломную работу написал по теме «Кризис современной педагогики». К его великому сожалению, его великолепные результаты — ничто по сравнению с Теорией: «Коллектив у вас чудесный. Но это ничего не значит. Методы ваши ужасны».

Впрочем, эту борьбу Макаренко описывает с иронией, хотя и грустной: «Он еще долго говорил, этот самый Чайкин. Я слушал и вспоминал рассказ Чехова, в котором описывается убийство при помощи пресс-папье; потом мне показалось, что убивать Чайкина не нужно, а следует выпороть, только не розгой или какой-либо царскорежимной нагайкой, а обыкновенным пояском, которым рабочий подвязывает штаны. Это было бы идеологически выдержанно».

Сейчас полки магазинов завалены педагогической теорией. Стоит задать себе вопрос: а насколько эта теория применима к жизни? Чего мы хотим — нахвататься умных слов или нормально воспитать ребенка? Если второе — то лучше не увлекаться теорией и не пытаться принести себя ей в жертву, пока практические результаты оставляют желать лучшего.

Цитата:

«А в это время профессор педагогики, специалист по вопросам воспитания, пишет записку в ГПУ или НКВД:«Мой мальчик несколько раз меня обкрадывал, дома не ночует, обращаюсь к вам с горячей просьбой…». Спрашивается: почему чекисты должны быть более высокими педагогическими техниками, чем профессора педагогики?».

Антон Семенович Макаренко

Один из ключевых «спорных» моментов подхода Макаренко — это строгая дисциплина. Сегодня мы назвали бы это «выстраиванием границ», но для тогдашней педагогической мысли это был чистый садизм и издевательство над ребенком. Макаренко с этим не согласен и постоянно спорит с идеями «природного» воспитания.

Цитата:

На «небесах» ребенок рассматривался как существо, наполненное особого состава газом, название которому даже не успели придумать. … Предполагалось (рабочая гипотеза), что газ этот обладает способностью саморазвития, не нужно только ему мешать. Об этом было написано много книг, но все они повторяли, в сущности, изречения Руссо: «Относитесь к детству с благоговением…» «Бойтесь помешать природе…» Главный догмат этого вероучения состоял в том, что в условиях такого благоговения и предупредительности перед природой из вышеуказанного газа обязательно должна вырасти коммунистическая личность. На самом деле в условиях чистой природы вырастало только то, что естественно могло вырасти, то есть обыкновенный полевой бурьян.

Для меня лично было удивительно, что те «суперпрогрессивные» идеи, которые, казалось бы, являются вершиной сегодняшней мысли, — были устаревшей теорией уже во времена Макаренко. Лично мне казалось, что еще совсем недавно дисциплина была единственной аксиомой педагогики, а потом пришли добрые знатоки детских душ и внесли идею «свободного развития». Оказалось, что идея эта была модной сто лет назад. И уже сто лет назад не работала.

У Макаренко очень оригинальная концепция наказаний. Физических наказаний он не применяет никогда, а самое страшное наказание — заключение в кабинете самого Макаренко. Ни о каком карцере и розгах и речи нет, а ведь он руководит колонией для малолетних правонарушителей. Наказания в книге — это всегда шекспировская трагедия, когда темная сторона личности ребенка («а что такого?») борется со светлой стороной («да, я поступил неправильно»). Это не садизм, когда педагог выступает в роли карающего меча. Для Макаренко наказание — это своего рода знак признания как «своего», как равного и ответственного за свои действия человека. Макаренко не применяет наказаний к тем, кто еще не заслужил звания настоящего колониста. И, тем не менее, регулярно подвергается критике за свою «неуемную жестокость».

Цитата:

— Вы напомнили мне мои прямые обязанности. Я вот приехала поговорить с вами о системе дисциплины. Вы, значит, не отрицаете, что накладываете наказания? Наряды эти… потом, говорят, у вас еще кое-что практикуется: арест… а говорят, вы и на хлеб и на воду сажаете?

— На хлеб и воду не сажаю, но обедать иногда не даю. И наряды. И аресты могу, конечно, не в карцере — у себя в кабинете. У вас правильные сведения.

— Послушайте, но это же все запрещено.

— В законе это не запрещено, а писания разных писак я не читаю.

Наказания необходимы, но они должны быть применяться в строго оговоренных случаях и не превращаться из инструмента выстраивания границ в способ отомстить ребенку за проступок. Бесполезно применять наказание к тем, кто воспринимает его только с ненавистью, не понимая его смысл. Если дело доходит до физического наказания ребенка, то такое наказание тем более бесполезно. Это значит, взрослый уже не сумел выстроить систему правил и сформировать доверительные отношения с ребенком. Нет выхода, кроме как ударить своего ребенка, воспитанного дома, в семье? А ведь Макаренко обходился без рукоприкладства с подростками-правонарушителями!

С точки зрения Макаренко, главная задача воспитания — вписать ребенка в нормальную взрослую жизнь. Научить взаимодействовать с другими людьми, быть частью общества (поэтому так часто в книге слово «коллектив»), принимать решения, нести за них ответственность. И оказывается, что дети могут принимать вполне взрослые решения — например, отказаться от новых рубашек ради покупки коровы.

Ребенок должен участвовать в хозяйственной жизни семьи, должен учиться работать: все воспитанники колонии работают в мастерских, в поле. Кстати, Макаренко считает что в материальном поощрении детей за работу нет ничего страшного — ведь это тоже модель из взрослой жизни.

Главное, по Макаренко — это самому подавать ребенку пример, тогда и не понадобится «особого отношения» к детям — они сами потянутся за тем, кто покажется им достойным для подражания:

— Я уже знал, что ребята не оправдывают интеллигентского убеждения, будто дети могут любить и ценить такого человека, который к ним относится любовно, который их ласкает. Я убедился давно, что наибольшее уважение и наибольшая любовь со стороны ребят, по крайней мере таких ребят, какие были в колонии, проявляются по отношению к другим типам людей. То, что мы называем высокой квалификацией, уверенное и четкое знание, умение, искусство, золотые руки, немногословие и полное отсутствие фразы, постоянная готовность к работе — вот что увлекает ребят в наибольшей степени.

Макаренко показывает, как важно для детей, чтобы к ним относились как к взрослым, не сюсюкали и уважали их границы:

Товарищ Зоя взяла двумя пальцами румяные щеки Синенького и обратила его губы в маленький розовый бантик:

— Какой прелестный ребенок!

Синенький вырвался из ласковых рук Зои, вытер рукавом рубашки рот и обиженно закосил на Зою:

— Ребенок… Смотри ты!.. А если бы я так сделал?.. И вовсе не ребенок… А колонист вовсе.

Кстати, согласно Макаренко, не только детей надо воспитывать, как взрослых, но взрослых тоже можно воспитывать… как детей. Одним словом, деликатная педагогика — это вообще норма общения, например, между руководителем и подчиненным:

Калина Иванович сделался первым объектом моей воспитательной деятельности… Его голубые глаза сверкали такой любовью к жизни, он был так восприимчив и подвижен, что я не пожалел для него небольшого количества педагогической энергии. И начал я его воспитание в первые же дни, с нашего первого разговора.

Этот подход сейчас, по-моему, вообще забыт. Возьмем современные детские дома: Александр Гезалов, общественный деятель и сам бывший детдомовец, постоянно говорит о том, что дети должны учиться следить за своими вещами, заправлять кровать и мыть пол. Но нет, в детском доме главное сейчас — накормить, а «эксплуатация детского труда» дружно осуждается. В результате ребенок завален подарками и перекормлен, но просто не умеет жить один, управлять своей жизнью и хоть как-то организовывать ее сам, без «указания свыше». Поэтому, вырвавшись на свободу, он пускается во все тяжкие.

Увы, это ведь относится и ко многим семейным детям, для которых родители становятся не примером, а чем-то средним между обслуживающим персоналом и тюремным надзирателем. Простой принцип Макаренко в том, что ребенок легко примет правила, границы, дисциплину и труд, когда увидит, что его жизнь зависит и от него самого.

Главный лозунг колонии имени Горького — «Не пищать!» — расшифровывается примерно так: «Ты взрослый человек, не ной, а неси ответственность за свои поступки». К сожалению, частая ситуация, которую я наблюдала как учитель, — это именно «пищащий ребенок»: ноющий, торгующийся за домашнее задание или оценку, который при этом искусно манипулирует или откровенно врет. Мне кажется, что это прямой результат воспитания детей по принципу «какой прелестный ребенок, дай потереблю за щечки!».

Воспитанники Макаренко усердно учатся, потому что хотят на рабфак. Трудятся, потому что хотят свое процветающее хозяйство, хотят лучше есть и одеваться. Заметив разброд и проблемы в коллективе, Макаренко понимает: надо двигаться дальше. Ищет для своих воспитанников новые амбициозные цели, снимается с привычного места ради того, чтобы преодолеть «застой». Это не абстрактная «мотивация», это реальные цели, которыми легко увлечь детей. Макаренко уверен, что дисциплина хороша как способ достижения цели. А если цели нет, то дисциплина тоже начинает трещать по швам.

Сегодня частая ситуация — это полностью демотивированный старшеклассник, который ничего не хочет и не может, который не понимает, зачем учиться и тем более куда хочет поступать. И зачем вообще отрываться от компьютера, онлайн-игр и соцсетей. В этом нет ничего удивительного: если у него до этого 15 лет не было никаких целей, а только рефлекторная реакция на окрики родителей, то не стоит ожидать, что он вдруг начнет куда стремиться, поставит себе цель. Он научился только ныть и увиливать и хочет только одного — чтобы от него отстали и при этом продолжали регулярно приносить макароны с сосисками.

Звучит банально, но главный рецепт педагогики Макаренко — живите с детьми одной жизнью, одним коллективом. Работайте вместе, принимайте решения вместе, ставьте цели вместе. Сейчас слишком часто родители пытаются делегировать воспитание кому угодно: няням, тренеру, руководителю кружков — лишь бы ребенок был пристроен, отделен от естественной взрослой жизни. Не удивляйтесь в этом случае, что вы с ребенком — чужие друг другу люди, и «воспитывать» его у вас совершенно не получается. Общаться с ребенком, любить его, вникать в его проблемы, быть в полном смысле слова «одной семьей» — вот главный принцип успешного воспитания по Макаренко.