Свобода и жалость — ялтинцы и туристы о сносе «Еды»

Происходящее завораживает. В мягком свете ялтинских фонарей гигантский экскаватор водружает свою тушу на постамент из обломков бетона. Своим мощным клювом — гидравлическими ножницами — он терзает остов стены, из которого, словно кости и сосуды, торчат куски арматуры.

Железный каркас здания сопротивляется извиваясь. Экскаваторщик снова и снова прикладывает к нему ножницы, откусывает помалу, будто неспешно жует, и снова заносит свой инструмент.

В какой-то момент на заднем плане, за стеной, начинает работать сварщик. Над строительной площадкой разносится сноп искр. Зрелище становится еще более сказочным, даже инфернальным. Что это? Огнедышащий дракон? Кадр из фильма про восстание машин? Гигантская современная инсталляция.

В Ялте сносят незаконную застройку — комплекс «Еда» на набережной. И несмотря на то, что бетонный монстр с никому не нужными бутиками в пятидесяти метрах от моря — это безусловное зло, от созерцания его сноса становится почему-то не по себе. В душе просыпается жалость к этому на совесть построенному зданию, а вид обломков «Еды» внушает страх.

Вокруг ограждения — толпа зевак. Люди смотрят на происходящее без эмоций, не отрывая взгляда, с безмолвным напряжением, молчаливо и скорбно, будто оплакивают покойника. Реплики сдержанные, в полголоса, на лицах — ни следа улыбки. Что чувствуют они? Что думают? Положительно или отрицательно оценивают происходящее?

«Примечания» спросили их об этом: вопрос «Что чувствуете?», респонденты — собравшиеся поглазеть на снос «Еды».

Парень: Ничего. Хорошая большая площадь будет. Эта застройка была сделана очень давно. Здесь еще хотели два дома построить в это время. Но их вовремя убрали, а это успели построить. А эмоций никаких. Мы с Донецка, у нас там дома все такое (кивает на развалины). Ялтинцы многие «за». Говорят, что раньше площадь была, можно было на лавках сидеть и смотреть на море, а потом построили и вид пропал.

Девушка: А что обычно люди чувствуют? Жалко? Жалко. Это все строили, а теперь разрушают. Надо было не разрешать изначально. А то вложили туда силы, а теперь сносят.

Я думаю, что будет лучше, чем когда вот это страшилище тут стояло. Сделают набережную такой, какая она была — большая, красивая. Поставят там фонари. А что хорошего было здесь? Ничего хорошего. Много писали, что ее будут убирать, но не верилось. А вот свершилось. Понастроили всего, посмотрите, весь Южный берег, все парки позагадили. Уже и гулять детям негде. Вон Приморский парк — там же одни высотки стоят. А какой был парк: танцплощадка, детская площадка.

Свобода будет. Кто-то построил нелегально, закрыли весь вид, обзор. Набережной толком и не видно было, а сейчас будет все ровненько. Я, правда, не знаю, что здесь будет. Думаю, здесь ничего не надо ставить, никаких забегаловок. Пусть будет площадь.

Женщина: Ой, такое огорчение, слушайте. Хоть и говорят, все снесут. Обидно. Это же все наши деньги. А пенсии какие у нас? Мы всю жизнь проработали...

Мужчина: Вы думаете на этом закончится? Придут другие, третьи — и снова будет построено. То, что хохлы не успели построить, сразу будет этими построено.

Чувствуем радость, потому что откроется вид на море, как это было в исконной Ялте всегда. Почему такое напряжение на лицах? Вряд ли это напряженность. Это интерес. Неместным все равно, а местным хорошо. Больше места будет для прогулок.

Думаю, что украинское прошлое безвозвратно ушло. Это как бы конец той жизни, борьба с коррупцией, которая царила в те годы, когда мы жили при Януковиче. Мы все возмущались этой стройкой в пятидесяти метрах от моря, и мы все понимали, что ничего не можем сделать. Сейчас мы, простой народ, тоже не можем ничего сделать, но власти наши, которые на данный момент в Ялте, хоть как-то борются с этим беспределом.

Я не могу сказать, что коррупции в Ялте меньше, но я могу сказать точно, что с ней ведется борьба. Меньше ее или не меньше — не знаю. Думаю, что за два года, что мы в России, невозможно людям сразу исправиться и перестать брать взятки. Это психология человеческая: где можно взять — люди берут, где можно дать — дают. Но борьба ведется, и есть сдвиги в лучшую сторону. Надо работать над тем, чтобы коррупционеров изжить из власти. Это яркий пример сноса незаконных строений. Понятно, что все не снесут. Но я сейчас стою тут, и меня это радует. Это новая жизнь, оптимизм и надежда на то, что в будущем все изменится к лучшему.

Сергей: Ничего не чувствую. Я бы сам этой штукой с удовольствием поуправлял. И на месте того мужика за стенкой, которую сносят, ничего бы не варил.

Ксения: Я, как турист, не понимаю, зачем сносить то, чем можно пользоваться. Можно же там что-то для людей полезное сделать. Детские комнаты какие-нибудь, аттракционы, выставки. Или детский садик на набережной, как у нас в Балаклаве, в который все мечтают попасть. (смеется)

Оксана: Я не понимаю, почему у нас всегда бросаются из крайности в крайность. Либо бутики, которые никому не нужны, либо отжившие свое лавочки на площади. Почему бы не сделать в этом комплексе стилизованные кафешки недорогие, где можно было бы посидеть и посмотреть на море, как на набережных мира делают.

Нет, спасибо, мы просто постоим с ребенком, хорошо? Эмоции положительные.

Очищают наш город. Это было лишнее у нас на набережной. В снос я верила, потому что многое меняется у нас в городе. К лучшему меняется. Больницу сделали — это самое первое, что для народа. Какая была эта Ливадийская больница — ужас. Страшно было туда заходить. Сейчас полностью ее реконструировали, все сделали: капитальный ремонт, людей кормят. Люди приходят не со своей постелью, не со своей едой, не со своими медикаментами. Почему не радоваться? Да, это неприятное зрелище, осадок какой-то такой, потому что разрушают. Думаю, если разрушат, то это будет показательно для всех остальных, чтобы не строили там, где не положено. Надеюсь, что здесь будет набережная. Понимаете, многие приезжают сюда, и народу просто некуда себя деть.

Ничего не чувствую. Рушат да и рушат. Интересно смотреть. Мы знали, что тут уже давно [снос], просто проходили мимо, остановились. Наверное, это хорошо, будет больше места на набережной.

Вот так вот оторвали от сердца, забрали у Ялты «Еду» (говорит с сарказмом). Как мы будем жить теперь?  Смотрим и плачем. Что будет? Да как раньше. Тут не было ничего. Стояли аттракционы, дети катались. Кафешек тут не будет. В снос верили. А чего не верить? Ждали просто конца сезона.