Дизайнерское бежевое пальто, сумка с надписью Artists, not armies, еле заметно подведенные умные глаза. Я смотрю на нее и пытаюсь представить, что бы я о ней подумала, не зная, кто она на самом деле. И еще я пытаюсь вспомнить, как в детстве мы вместе рвали алычу на даче ее родителей. Не получается. Перед глазами стоят фото, которые она мне зачем-то показала. И лицо ее матери, которой она тоже по какой-то странной прихоти решила все рассказать. Я бы не хотела, чтобы такое лицо было у меня.
«У меня два высших образования, я востребованный в своей области специалист. У меня есть две квартиры. В Москве я была замужем за прекрасным, заботливым и обеспеченным человеком, с которым мы познакомились не по воле случая, а по-настоящему: в узкой карьерной области. Но вскоре мне это наскучило. Я влюбилась, ушла от мужа, уволилась с работы и мы вдвоем с новым бойфрендом уехали в Европу — просто так, навстречу приключениям.
Моя первая съемка была с моим настоящим бойфрендом. Ни он, ни я тогда не представляли, на что шли. Мы это сделали исключительно по любви, и из какого-то азарта и желания войти в историю.
Я тогда совсем недавно ушла от мужа, и моя жизнь перевернулась: я обнаружила, что кроме секса меня вообще мало что по-настоящему волнует. И секса не такого, как это происходит у большинства. В этом было что-то необыкновенное, потому что мы могли заниматься этим все время, с перерывами на еду и какие-то другие базовые вещи.
Потом у нас закончились деньги, мы только что переехали в новый город, и он искал предложения работы на сайте для экспатов. Были вакансии вести алко-туры по барам на самокатах, еще какие-то безумные вещи. И вот — предложение для "реальных пар" — заняться сексом на камеру, за реальные деньги.
Я сразу представила что-то пошлое, темное, злачное. Какая-нибудь замызганная койка с леопардовым покрывалом. Что я приду, и меня сразу будет "тестировать" экспертная команда в закрытой комнате.
Все было совсем не так. Уже через полчаса мы оказались в сияющем современном офисе, где за огромными мониторами сидели серьезные люди — одни занимались цветокоррекцией, другие монтажом, третьи программировали сайт.
В зале для встреч висела огромная фотография полноватой девочки, лежащей на лугу. На ней были разноцветные носки, а рука была засунута в трусики. Девочка улыбалась неимоверно счастливой улыбкой.
Мы вышли через полчаса такие же осчастливленные и раззадоренные: "Да! Мы перевернем порноиндустрию! Ведь они даже представления не имеют о том, что такое настоящий секс!"
Первая съемка была на ферме, где нам при встрече довольно ехидно улыбался скрюченный старичок-владелец. Мы занимались сексом у ограды, в заброшенном тракторе и в хлеву.
Я была так увлечена процессом, что, когда мне сказали, что съемку запороли бешено крякающие утки, я почти не поверила: "Я не слышала никаких уток".
Затем все продолжилось. Компания стала предлагать мне одну съемку за другой. Мой бойфренд отошел на второй план: для него это уже было "слишком". В итоге мы расстались.
Перед каждой съемкой у меня был мандраж: а как все пойдет? Волнительно, как перед свиданием вслепую. Вот сейчас ты увидишь впервые этого человека, вы будете пить кофе и болтать о невинных вещах: кто где родился, чему учился. Потом вас повезут в микроавтобусе на неизвестную вам локацию. Где вы должны будете не просто заниматься сексом, а заниматься этим в лучшем виде, как будто делаете это в последний раз. После этого снова вернетесь в офис, подпишете бумаги, и получите пухлый конвертик. И так до следующего звонка или и-мейла.
Мне повезло, потому что компания, с которой я работала, имела репутацию самой чистой и честной в индустрии. Люди, которые были на съемках, были интересными: художники, музыканты, молодые ученые, даже поэты. Только пара девочек, которых я встретила, работали в эскорте или были профессиональными порно-моделями. И рассказывали они об этом так обыкновенно, буднично, как будто это то же самое, что работать няней или зубным врачом.
Чтобы это понять по-настоящему, нужно свернуть и положить в дальний угол все свои стереотипы. Или выбросить совсем. Я не стесняюсь того, что мое тело на экране приносит наслаждение тысячам, а может быть миллионам зрителей. В конце концов, лузеры — это те, кто порнографию смотрит, а не те, кто в ней участвует.
С другой стороны, мне не повезло, потому что обычная карьера модели разворачивается постепенно: сначала с тобой делают фотосессию для моды, потом ты переходишь в разряд ню. Обзаводишься своим инстаграмом с кучей поклонников. Потом тебя зовут сняться в соло съемке — это значит, обнаженно, но без подробностей. Потом происходит эксплисит — когда твой цветочек желают увидеть во всех деталях, словно увлеченные ботаники.
Потом ты катишься ровно по наклонной: где работа тяжелее, жестче, а платят меньше. И чем больше твой никнейм светится всюду, тем меньше компаний готовы работать с тобой: всем нужны "незатасканные модели".
У меня все сразу началось с "хардкора", но потом уже никуда не катилось. Раз в какое-то время были съемки, в основном соло или с другими девочками, которые никогда не были настоящими лесбиянками, но технически знали, как это делается, и соглашались на съемки ради денег и развлечения. У меня не было жестких вещей, не было этих жутких накачанных негров, которые ставят тебя на колени и затем делают все, что им вздумается. Основой моих съемок всегда была нежность и какая-то проникновенность.
Почти никогда я не встречалась с другими моделями вне работы. Иногда хитрый фейсбук, каким-то образом разнюхавший контакты в телефоне, предлагает мне добавить их в друзья — тогда-то я и узнаю их реальные имена, и чем они занимаются. Один парень оставил мне трогательное любовное письмо о том, что если бы не коммерческие обстоятельства, он бы влюбился в меня и забрал бы с собой в Австралию. Он был похож на плюшевого коалу. Во время съемки я испытывала к нему такое дикое влечение, но после съемки смотрела на него как на незнакомца. Мне бы не хотелось, чтобы вне работы кто-то встревал в мою жизнь.
Сначала казалось, что деньги великолепные: за один день съемки я получала столько, сколько мой папа-инженер за два месяца на заводе. Потом оказалось, что все эти деньги так же быстро спускаются и уходят.
Постоянно нужна новая одежда, уход за телом. Перерывы в съемках довольно большие, а заниматься чем-то другим в этот период как-то не получалось. Я не знаю, чем были заняты мои дни от одной съемки до другой. Ходила в кафе, кино и рестораны.
Моя карьера порноактрисы длилась в общей сложности около двух лет. Это небольшой срок, но я начала, когда мне было уже к тридцати. Я работала в самой престижной и "чистой" компании, и не хотела скатываться ниже. Не хотела напрашиваться на съемки абы чего, или давать агентствам откусывать часть моих гонораров.
Порно не может быть надежным источником доходов — за короткий карьерный всплеск нужно умудриться накопить столько, чтобы хватило на какое-то время потом.
В какой-то момент все происходящее на съемках стало мне претить. Когда в одном из эпизодов я поняла, что ничего не чувствую, что со мной ни делай, я точно поняла, что надо бросать».
Она допивает свой молочный коктейль, оставив на дне ровно столько, чтобы не произошло неприятного всхлюпа в трубочке.
Спрашиваю о том, о чем не могу не спросить: если все это в ее жизни уже закончилось — почему она решила рассказать все матери? Почему, в конце концов, рассказывает это сейчас мне, своей школьной подруге?
«Почти все люди, с которыми я водила дружбу, знали о моей новой карьере.
А зачем скрывать? Люди могут выложить твое видео в интернете, разослать твоим друзьям и родственникам. С одной девочкой у нас так и произошло: она ушла из университета под давлением деканата.
Если ты попал в порно, застраховаться, что потом кто-то не увидит, невозможно. Даже когда тебе будет 70, твои дети и внуки смогут разыскать видео в интернете, где ты щеголяешь с голой задницей и нанизываешь себя на других людей.
Для меня в этом нет ничего негативного, но обществу нужна система сексуального подавления, четкая грань. Я ее перешла и поняла, что там — точно такие же люди, никакой разницы.
Сейчас у меня появилась новая любовь, и кроме него мне вообще перестало хотеться кого-либо. Недавно я уговорила его на съемку, которая станет для меня последней. Решила, что хочу сохранить эти чудесные мгновения животной страсти — и поделиться ими, потому что от меня не убудет. А потом уеду в какую-нибудь теплую приятную страну, куплю дом, нарожаю детей. И не буду жалеть о том, что сделано.
А мама? А мама привыкнет».