Скорбь без принуждения

За десять минут, что корреспонденты «Примечаний» провели у памятника на четвертый день после трагедии, поток людей к нему не иссякал. Цветы принесли шесть человек: букеты нарциссов, тюльпанов, гвоздики в траурных лентах. Еще несколько праздных прохожих остановились, чтобы почтить память погибших минутой молчания. Среди них были и совсем пожилые пары, и женщины средних лет, и молодежь с маленькими детьми.

Все переживают горе по-разному: кто-то молится, кто-то плачет, кто-то крестится на памятник, словно на икону. Эмоции неподдельные. Когда спрашиваешь у людей, зачем они пришли сюда и почему решили принести цветы, отвечают не сразу, делая паузу, чтобы проглотить застрявший в горле ком. У этих людей никто не погиб, но чужую боль они воспринимают как свою.

Во-первых, мы учились в Ленинграде, мы всю историю Ленинграда знаем. Ленинград и Севастополь — очень важные в нашей жизни города.

Во-вторых, люди погибли совершенно безвинные. Мы должны поддерживать тех, кто там живет: и родных, и близких. Когда это случилось, мы сразу же позвонили нашим друзьям в Ленинград и спросили, в порядке ли они. Они сказали, что у них все в порядке, и они там никакой паники не испытывают.

И это тоже очень важно: ни в коем случае не опускать руки, не терять силу духа. И, конечно, быть очень внимательными к нашей окружающей жизни. То, что почти каждый день случается...сейчас такая полоса. От нас очень многое зависит. Мы не можем проходить равнодушно мимо каких-то неприятностей или нехороших людей. Мы держали много лет оборону Севастополя, были на баррикадах. И они нас поддерживали все. Какие-то слова, мысли наши — все это передается.

Вы молодые. Мы хотим, чтобы молодые тоже росли крепкими. Мы все вместе победим это зло. Добро должно побеждать зло. Эти цветы об этом говорят.

Цветы — это память людям. Хотели показать свое внимание к этому. Что чувствуем? Это у каждого личное, не должно быть комментариев. Это страшно, ужасно. Это очень больно. Непонятно, почему люди страдают из-за чьих-то политических взглядов. Мы не застрахованы, но если бояться каждый день, то придется бояться всего. У меня в Петербурге со стороны мамы вся родня. Испугались безумно, сразу обзвонили всех. А они не испугались. Питер держится, Питер — герой.  Жизнь дальше идет.

Это такая трагедия, мы без слез не можем. Людей сюда приходит очень много. Люди подходят, стоят минуту, несут цветы. Я плачу, потому что больно, что в городе-герое Ленинграде... Больно, что так отнеслись к людям террористы бездушные. У меня в Ленинграде нет никого, но у меня сын трагически погиб. Я не могу без слез вспоминать это. Знаю, каково родителям, которые потеряли своих детей. Каково тем, кто потерял своих близких. Светлая им память. Будем помнить. Что нам еще осталось? Только сочувствие.

Память. Боль, такая боль, что люди не защищены. Их убивают так, будто это не люди...Я даже слов не могу найти. Эти люди, которые это совершили... У меня нет никого в Петербурге, я севастополец, но мне больно.

Наверное, дело в том, что мы себя чувствуем единым организмом. Мы все единый организм, и где ни ткни — везде больно.

В Европе было... Но европейский менталитет — он фальшивый, они толстошкурые и эгоистичные. А мы другие, поэтому в стороне остаться нельзя. Я не смогла в первый день приехать, а сегодня смогла и приехала. На том стояли и стоять будем: на эмпатии, на симпатии, на способности чужую боль как свою принять.

У меня в Санкт-Петербурге много близких. Я не могу сказать, что было страшно. Страшно, что зло распространяется, что его сложно остановить. Оно мимикрирует, оно прячется. Кто-то открыл ящик Пандоры, зло выскочило, и как его обратно туда запихнуть непонятно. Мы справимся. Нас много, мы же не одни. Когда поддерживаешь, сострадаешь, переживаешь, все горести переживаются проще. Не так больно, когда чувствуешь плечо друг друга.

В какой-то момент к застывшим у памятника людям подходит зазывала. «На морскую прогулочку приглашаем», — голосит она, не замечая влажных от слез глаз. Но на ее призывы никто не реагирует, и она спешно уходит в сторону Графской пристани.

Аллея пустеет, но, видимо, ненадолго — цветы у памятника свежие, а значит, с минуты на минуту придет кто-то еще.