На протяжении веков на полуострове жили разные народы. Итальянцы, татары, генуэзцы и многие другие дарили этой земле кусочки собственной истории, уникальные шедевры, которые впоследствии стали «золотом» Крыма. Национальные ремесленные школы оставили после себя уникальные изделия и прекрасных специалистов, обосновавшихся на полуострове. Это и кожевники, изготавливающие изделия из сафьяна, которые высоко ценились во всем мире; и ювелиры, мастера филиграни; и гончары со своей уникальной посудой и многие другие.
Сегодня эти традиционные ремесла на полуострове забыты: сафьян ушел в небытие, а специалистов по филиграни осталась всего пара человек. Но в Крыму есть люди, которые помнят, чтят и знают историю своего народа. С одним из таких крымчан, потомственным мастером национальной крымско-татарской обуви Эльдаром Аблаевым, встретился корреспондент «Примечаний».
Небольшой домик семьи Аблаевых расположился в селе Доброе, недалеко от Симферополя. В саду много зелени и домашних животных. На участке разместился топчан и небольшой сарайчик, который и является мастерской.
— Свою профессию я унаследовал от отца, — рассказывает Эльдар Аблаев. — А он получил ее в депортации.
Во время депортации татар из Крыма семья Аблаевых оказалась на Урале. Глава семейства, чтобы прокормить близких устроился работать на лесоповал, но после несчастного случая был вынужден оттуда уйти. Тогда-то он и решил заняться выделкой кожи и сшил свою первую пару обуви. Затем, уже в Средней Азии он продолжил ремесло и занялся пошивом традиционной крымско-татарской обуви. И только в 1987 году семья снова вернулась в Крым.
Эльдар Аблаев рассказал, что национальная обувь крымских татар различается по назначению и сезонам.
— В доме в холодное время года носили папуч, мягкие тапочки, сшитые овечьей шерстью внутрь, и махсы — длинные сапожки. В непогоду для выхода на улицу поверх тапочек или сапожек обували калоши къатыр или башмаки терлик.
Именно эту обувь и мастерит сегодня Эльдар. На столе швейная машинка, нитки и заготовки. Тут же стоят папучи, махсы и деревянные сандали с острым носом. Сегодня Эльдар сам не выделывает кожу для пошива обуви, а покупает ее в магазине.
— Мне стоит просто взять ее в руки, чтобы понять, что это за кожа и пригодна ли она для работы. Я могу заниматься выделкой и в домашних условиях, но это очень тяжело. Мой отец перешел на химический способ по обработки кожи, хотя раньше умели ее выделывать обычными, растительными компонентами. Тогда был эксклюзив, ручная работа, а сегодня все делают машины.
Эльдар работает в основном на заказ, а в трудные для семьи времена пытался продавать обувь на трассе.
— Меня часто просят дать свои работы на выставку. А моя мечта, развивать ремесло среди детей и создать собственную студию.
В семье мастера четверо детей, младшему из которых всего четыре года. Почти вся пенсия уходит на покупку шкур, тапочки из которой он продает по 600 рублей за пару. Соседским же детям и малоимущим он частенько их дарит.
В свое время, когда в семье были деньги, он занимался благотворительностью и помогал соседям. Видимо, это у него наследственное. Прадед Эльдара во время Великой Отечественной войны содержал мясную лавку, а утренний удой относил военнопленным.
— Он был коммерсантом и меценатом. Если в чьей-то семье умирал муж, то прадед всячески помогал им. Однажды утром, когда он относил молоко пленным, немец задержал его и уже хотел застрелить, но тут его окликнул генерал, и так прадеду удалось спастись.
Еще Эльдар мечтает о новой швейной машинке, которую можно программировать, так как ему вздумается и сшить свои первые чарыки.
— Чарык — это, что-то вроде закрытых сандалий, сделанных из одного куска сыромятной кожи, которая кроится так, что, когда затягиваются шнурки, продетые в дырочки, кожа принимает форму ноги. Если потянуть за один конец, то вся кожа собирается и не пропускают воду.
Чарыки иногда надевали и поверх нарядной обуви, чтобы ее не запачкать. Это очень дорогостоящая обувь, на одну пару нужна целая шкура, но я все же мечтаю ее сделать.
У Эльдара есть хоть и крошечный, но все же шанс вмиг разбогатеть. По преданию предков, перед самой депортацией в окрестностях их дома зарыли настоящий клад.
— Это были бабушкины драгоценности, которые перешли к ней от матери в приданое. Навскидку, это несколько килограммов золота и серебра. Но найти их сегодня шансов уже нет, ведь сразу после депортации военные все обыскивали с миноискателями, кроме того за столько времени там столько всего строилось и перестраивалось.