Когда Гульнаре было 11 лет, мать ее умерла от туберкулеза. Младшую дочь отец оставил у себя, а Гульнару определил в лесную школу-интернат за городом, так как у нее тоже подозревали туберкулез.
Гульнара выросла, выучилась, устроилась на работу в прокуратуру. Тогда в такие ведомства депортированных не брали, но помогли родственники. К тому же отец Гульнары был человеком дальновидным и, когда девочка родилась, записал в свидетельстве о рождении ее отчество в узбекской транскрипции. Поэтому до поры никто не знал, что Гульнара крымская татарка. Когда узнали — попросили по-тихому уволиться.
«Пожалели, не выгнали по статье, — говорит Гульнара. — Я устроилась на скорую помощь. Работала диспетчером, бухгалтером. Занимать эти должности тоже было нельзя, но главврач разрешил».
«Избили, изнасиловали, квартиру отобрали — еле живая убежала»
В 1989 году в Узбекистане началась война. Узбеки со «скорой» ушли, остались корейцы, турки, татары. Так и работали, держались друг за друга. Еще с войны у медиков была традиция: каждый час звонить «03», сообщать все ли в порядке. Эта традиция и спасла Гульнару в 1995 году.
«Русские из Узбекистана бежали, — рассказывает Гульнара. — Моя подруга продала квартиру, попросила передать часть денег юристу, а остальные — переправить ей в Россию. Ко мне в квартиру пришел этот юрист, а с ним милиционер — я его знала, мой двоюродный брат был женат на его сестре. Этот милиционер меня избил, потом изнасиловал и снова избил. Требовали деньги, но я знала, что так будет, тетке их отдала. Только 3,5 тысячи, что юристу должна была отдать, нашли. Этот милиционер мне в лицо говорил: «Вас, татар, как в скотных вагонах сюда привезли, так и вывезут».
Юрист и милиционер забрали у Гульнары паспорт и документы на жилье, и бросили ее в квартире умирать. Но подруги со «скорой» заподозрили неладное и, когда она не отзвонилась, поехали на адрес. Нашли Гулю в луже крови, забрали к себе, несколько недель прятали по квартирам, лечили переломы.
В своей квартире Гульнара жила одна. У нее был муж, была дочь. Но в 1985 году мужа посадили в тюрьму на 8 лет за то, что он с товарищами украл на производстве доски, и их накрыл ОБХСС. Он так и сгинул потом в тюрьме. А у дочери Гульнары, еще несовершеннолетней, случилась большая любовь, и она сбежала из дома с русским Алешей. Те несколько недель, что Гульнара скиталась по подругам в Фергане, дочь ее судьбой не интересовалась, и сама никак не давала о себе знать.
Вскоре Гульнара поняла, что из Узбекистана ей нужно уехать: с должности ее сняли, из квартиры выписали. Она поехала в Крым, тоже к сослуживцам с ферганской «скорой». С помощью знакомых из прокуратуры ей удалось вернуть себе советский паспорт с листком убытия — бывшие сослуживцы надавили на ушлого юриста и его подельника-милиционера. Гульнаре даже вещи из квартиры не разрешили забрать, она так и отправилась на Украину в чем была.
«Приехала в Старый Крым, — вспоминает Гульнара. — Друзья меня прописали, я тут же попала в программу по реабилитации депортированных, которая действовала в Крыму с 1995-го по 2000 год. Получила паспорт, гражданство и прописку. И меня органы по межнациональным отношениям поставили и на квартирный учет, и в очередь землю. Акты составили, что у меня ничего нет, оплатили дорогу. Должны были дать денег на контейнер для вещей, но перевозить из Ферганы мне было нечего».
Такое отношение Гульнару обнадежило. Она поверила, что вопрос с жильем, хотя бы временным, для нее решится. Но нищая Украина квартир никому не давала, а семейной поддержки, чтобы обзавестись жилплощадью самостоятельно, у Гульнары не было.
Гульнара поехала в Геническ, где жили родные. Потом в Гурзуф. Двоюродная сестра Гульнары работала в частном отеле «Веселый Хотей» в Гурзуфе и в гостинице «Адалары», туда же пристроила и Гульнару.
«Зять сгорел, дочь сбежала»
В 1998 году на Украину приехала дочь Гульнары Гулизар вместе с мужем Алексеем и их общей дочкой Евгенией. Беременная. «Я сняла им дом под Геническом, в Семихатках, — рассказывает Гульнара. — Вскоре родилась внучка Эвилина. Но дочь с Лешей не ужилась, и он вернулся в Узбекистан, а дочка с двумя внучками — Евгенией и Эвилиной – осталась в Пятихатках».
В Геническе Гулизар познакомилась со своим вторым мужем Игорем. Он работал пожарным. В 2004 году у пары родилась третья дочка Карина. В 2007 году Игорь погиб на работе — поехал тушить пожар и не вернулся.
«Дочка моя запила, — вспоминает Гульнара. — Там еще две женщины были, жены погибших пожарных, им дали всем троим по 7,5 тысяч гривен компенсации. Они в тот же день взяли такси и куда-то уехали. И пять лет мы Гулизар не видели». До этого, утвержает Гульнара, ее дочь никогда не пила.
Трое детей остались одни. Сваха Гульнары, мать Игоря, нашла ее в Гурзуфе и предложила внучек поделить: младшую Карину она взяла к себе, а Женю и Эвилину предложила забрать Гульнаре. Та согласилась.
«Говорили, я детей украла»
Гульнара увезла внучек в село Дружное под Симферополем, устроила в школу. Документов у детей не было, даже свидетельства о рождении — весь дом перерыли, не нашли. Поэтому девочки учились в школе на птичьих правах. Гульнара работала продавцом в сельском магазине.
«В 2007 году мне даже пришлось отбиваться от односельчан, — вспоминает Гульнара. — Прознали, что у детей документов нет, стали говорить, что я их украла. Обещали натравить на меня опеку и милицию, чуть детей не отобрали».
В Дружном Гульнара с детьми прожила несколько лет. Со временем здоровье обеих внучек ухудшилось — обнаружилась склонность к постоянным легочным заболеваниям. Врач дал детям направление в Ливадийский интернат для детей с ослабленным здоровьем.
Так Гульнара снова оказалась на ЮБК. Устроилась работать в гостиницу, жила в Гурзуфе, навещала детей в интернате. Все это время она пыталась найти мать девочек, подавала в розыск. Их отец Алексей тоже бесследно пропал в Узбекистане. «Так мы и жили: без документов, без прописки, — говорит Гульнара. — Гулизар родительских прав никто не лишал, Алексея тоже. Только благодаря руководству интерната, мне удалось выучить детей».
В 2011 году Гульнара работала официанткой в санатории в Гурзуфе. И там познакомилась со своим будущим мужем — пенсионером-шахтером с Украины. «Через детей и познакомилась, — рассказывает Гульнара. — Он к моим девочкам был внимателен: разговаривал с ними, угощал. Он сам вдовец, трое взрослых детей, живет один. Я тоже одна, вот мы и поженились».
В 2012 году в Геническе неожиданно появилась мать девочек Гулизар. А вместе с ней нашлись и их свидетельства о рождении. Гульнара смогла подать в суд, чтобы родителей Жени и Эвилины лишили родительских прав, и она стала, наконец, их официальным опекуном. Алексея тоже удалось найти. Он прислал из Узбекистана нотариально заверенный отказ от детей. Так в декабре 2012 года Женя и Эвилина получили статус детей-сирот.
Несовершеннолетних внучек Гульнары ее муж прописал у себя — в квартире в маленьком городке на Украине. Прописал без права на жилплощадь — квартира была приватизирована и завещана его родным детям.
«Я не выписанная, я не разведенная, я — никто»
Фактически дети продолжали пребывать на территории Крыма. Старшая Женя в 2013 году закончила Ливадийский интернат и поступила в училище в Симферополе. Младшая Эвилина в феврале 2014 получила паспорт по месту прописки на Украине. С сентября 2013 года она училась в Массандровском колледже в Ялте.
После референдума служба опеки подала иск в суд в интересах детей-сирот о признании их гражданами России. Так девочки получили российское гражданство.
Сама Гульнара оставаться в Крыму не планировала. После присоединения Крыма к России она поехала к мужу на Украину и оформила там пенсию, предоставив справки с мест работы в Крыму. Пенсионный фонд Украины делал запросы в Узбекистан, но оттуда приходили ответы: архив сгорел, документов нет. 1 июня 2014 года Гульнаре была назначена пенсия — 949 грн (около 2800 рублей).
Но спустя полгода пенсию Гульнаре платить прекратили. «Я выходила на пенсию в 56,5 лет, в середине 2014 года, — поясняет Гульнара. — Поэтому документы у меня были частично уже и российского Крыма. Их приняли, назначили пенсию. В 2015 году меня вызывали в пенсионный фонд. Начальник сказал, что права на пенсию я не имею, так как работала в Крыму, и платить мне перестали».
Вскоре Гульнару лишили и украинского пособия на детей. «Мы предоставили новый набор справок в положенный срок, а в них — Массандровский колледж, — рассказывает Гульнара. — Нам ответили, что учебное заведение не зарегистрировано на территории Украины, справки скреплены российскими печатями, а значит, оснований для выплат нет».
В России Гульнаре опекунское пособие тоже не платили, так как гражданство она не принимала. Сначала. Потом социальные службы встрепенулись: сироты российские, а опекун у них — гражданин другой страны. Непорядок. С помощью опеки Гульнара обратилась в суд и оформила себе российский паспорт, а затем — пособие на детей и пенсию.
Так Гульнара, вслед за внучками, стала гражданкой РФ. Девочки учились, жили в общежитиях, устраивали свою жизнь. А Гульнара продолжала каждые два месяца ездить на Украину к мужу.
Но в 2017 году эти поездки неожиданно прекратились. Гульнара и сама не может объяснить, как так вышло, но у нее отобрали украинский паспорт. «В ноябре 2017 года я была как раз у мужа, — вспоминает Гульнара. — И вдруг меня вызвали в украинский паспортный стол. Назначили день, я прихожу в кабинет, а там сидит комиссия. Составили протокол, попросили мой паспорт, положили возле себя и говорят: «Вы в 1995 году получили гражданство в упрощенной форме как депортированная крымско-татарская народность. На Украине закона об упрощенной процедуре получения гражданства для депортированных не было, только в Крыму, поэтому паспорт гражданина Украины мы у вас изымаем». И забрали. Составили акт, я расписалась и ушла. И теперь я не выписанная, не разведенная, я никто».
Гульнара говорит, что обращалась в Херсон, в органы, занимающиеся проблемами крымчан. Ей ответили: действительно существует такой пробел в украинском законодательстве. Доказывать Гульнара ничего не стала, вернулась в Крым и стала, как и раньше, жить в Ялте по чужим квартирам — то у подруги немного, то у знакомых, то на работе.
«Нет жилья — нет прописки, нет прописки — нет жилья»
Гульнаре не привыкать: она скитается по Крыму с 1995 года. Но у нее была надежда, что хотя бы ее младшая внучка Эвилина обретет, наконец, свое жилье.
«Жене исполнилось 18 лет в 2013 году, она едва успела паспорт к совершеннолетию получить, — говорит Гульнара. — Ей, как сироте, тоже была положена квартира в 18 лет. Она встала на квартирный учет в Геническе, но потом Крым стал российским, она осталась в Крыму, получила гражданство. Ей ничего не положено. Но Эвилине 18 исполнилось в 2016 году, ей должны были дать квартиру».
Однако оказалось, что по местным законам жилье положено только тем сиротам, которые имеют постоянную прописку на территории Ялты.
«Я когда детей забрала, их никто не хотел к себе прописывать, — рассказывает Гульнара. — Потому что они сироты, и их потом не выгонишь из квартиры. Только муж мой согласился, потому что его жилплощадь приватизированная. Когда Эвилина поступила в колледж, ей дали общежитие. Требовали, чтобы она выписалась с места постоянной прописки на Украине, и зарегистрировалась в общежитии. Но выписывать ее не хотели, потому что она сирота. Прописаться в общежитии удалось лишь в 2015 году. Но прописка эта временная».
В ноябре 2015 года, накануне 18-летия Эвилины, служба опеки собрала пакет документов и подала в администрацию Ялты, чтобы Эвелину включили в список нуждающихся в жилплощади. «В том списке она была второй среди сирот, — говорит Гульнара. — И она бы получила квартиру, но ее документы потеряли. Потом еще и еще раз. Мы трижды подавали все эти справки и заявления. В конце концов нам отказали, написали, что у Эвилины временная прописка».
Кроме Эвелины из списка детей-сирот, нуждающихся в жилплощади, были исключены под разными предлогами еще 8 детей.
«Получается, – недоумевает Гульнара, – чтобы получить жилье, нужна постоянная прописка. А чтобы получить прописку, нужно свое жилье, так как сироту никто прописывать не хочет. Даже если пропишет — прописка будет считаться фиктивной, ведь на самом деле внучка жила в своей комнате в общежитии. Замкнутый круг».
Гульнара посчитала, что права ее внучки нарушены. Написала заявление в прокуратуру. Прокуратура от имени сирот подала иск в суд. Бездействие администрации Ялты признали преступным и обязали чиновников рассмотреть вопрос о включении сирот в очередь на жилье. Но администрация Ялты не спешила распоряжение выполнять. Когда Гульнара обращалась к чиновникам с вопросом «почему?», ей отвечали: «Нет исполнительного листа». Пришлось снова обращаться за помощью к прокурору.
Пока длились разбирательства, Эвилина успела закончить Массандровский колледж и выселиться из общежития. Гульнара уговорила свою подругу из Гурзуфа прописать их у нее, чтобы внучка получила, наконец, постоянную прописку и снова подала заявление на получение квартиры.
Лишь в 2017 году Эвилину снова включили в очередь, но теперь она уже не вторая, а двадцатая.
«Нам все время отвечают, что все законно, — сетует Гульнара. — Что мы только в 2017 году подали заявление. Но мы же подавали документы на квартирную очередь еще в 2015 году, были незаконно из нее вычеркнуты — это доказала и прокуратура, и суд. Но в очереди нас не восстановили, а поставили в конец».
«Они пришли с обыском к моей подруге»
Параллельно Гульнара пыталась как-то решить и собственный жилищный вопрос. Экс-начальник отдела квартирного учета департамента ЖКХ города Ялта Татьяна Вершинина сказала Гульнаре, что она тоже имеет право встать на квартирный учет как малоимущая. И Гульнара принесла ей свои документы, в том числе украинский и российский паспорт, трудовую книжку.
В декабре 2015 года администрация Ялты пообещала оказать содействие в регистрации Гульнары в общежитии «Звездочка» на ул. Свердлова, где живут беженцы и депортированные граждане, без права предоставления жилья. Гульнара обрадовалась, но напрасно. Вскоре у нее начались проблемы.
«Сначала стали проверять, на каком основании я получила гражданство РФ, - рассказывает Гульнара. - Вызывали, рассматривали документы — все законно. Потом комиссия по межнациональным отношениям меня проверяла, сказали, проверки перед квартирным учетом законны. Потом пришли с обысками на ул. Санаторную в Гурзуфе, где я была прописана. Запугали мою подругу, сказали, что за фиктивную прописку ей назначат штраф 100 тысяч рублей. Я как раз была на Украине у мужа, и подруга честно ответила, что меня нет. Тогда ей стали угрожать судом, требовали, чтобы она меня выписала. Когда я вернулась, подруга накричала на меня, и мне пришлось выписаться».
Гульнара написала заявление в прокуратуру о незаконных проверках. Пыталась выяснить в МВД, по чьей инициативе к ней приходит полиция, кто написал заявление — но ответа так и не получила. Женщина подозревает, что сигнал о незаконной регистрации поступил из администрации Ялты.
«У Вершининой были все мои документы, - говорит она. - Она знала, что у меня в украинском паспорте прописка на материке. Знала, что мне негде жить. Видимо, ялтинская администрация любыми путями не хотела ставить ни меня, ни мою внучку на квартирный учет, вот к нам и придирались».
Гульнара написала несколько жалоб, в том числе в Администрацию президента и Генеральную прокуратуру. В них она написала, что Вершинина, возможно, дискриминирует их семью по национальному признаку. В ответ чиновница, уволенная из администрации Ялты летом 2017 года за то, что незаконно исключила из квартирной очереди детей-сирот, в том числе и Эвилину, подала иск на Гульнару о защите чести и достоинства. «В нем она написала, что я в своих жалобах ее якобы оклеветала и нанесла ущерб ее репутации, потребовала возместить ей 1 млн рублей», - говорит Гульнара.
Суд в иске Вершининой отказал, мотивировав решение тем, что гражданина нельзя преследовать за то, что написано в обращениях в официальные органы. Но чиновница не успокоилась — подала апелляцию, и снова проиграла.
В конце концов Гульнару тоже поставили в очередь на жилплощадь — под номером 5946. Она считается остронуждающейся. Но места в «Зведочке» ей не дадут — в начале 2017 года регистрация в общежитии была приостановлена из-за аварийного состояния здания.
«Сейчас я прописана у другой своей сослуживицы в Гурзуфе, — говорит Гульнара. — Так же хожу по квартирам, где примут. Но и эта моя подружка больше не может меня держать, нам с внучкой придется выписаться. Мы опять остались ни с чем: жилья нет, родни нет — нам просто некуда ехать. Я бы к мужу поехала, он готов меня содержать, у него пенсия хорошая — 14 тысяч гривен, но я не могу, у меня нет украинского паспорта».
Гульнаре приходится помогать и старшей внучке. После училища она осталась в Симферополе, вышла замуж, через несколько лет родила ребенка. «Я уже прабабушка, — говорит Гульнара. — Правнуку почти два года. Женя с мужем развелась — он пил и бил ее. Теперь она пытается работать, а я отдаю ей пенсию 12 тысяч, чтобы она могла снимать квартиру».
«Мы оказалась ненужными»
За все время, что мы говорили с Гульнарой, она ни разу не пожаловалась, насколько ей было тяжело. Она пережила насилие, утратила квартиру, фактически потеряла дочь и осталась с двумя малолетними внучками на руках без жилья и документов. Подняла их на ноги, воспитала и продолжает за ними присматривать, хоть они уже взрослые.
О своей судьбе Гульнара говорит так, будто все это произошло не с ней. На деталях не останавливается, все больше говорит о документах, жалобах, ответах чиновников.
— Какой помощи вы ждете от журналистов? — спрашиваю ее.
— Я? Мне ничего не надо, — говорит Гульнара. — Я только хочу, чтобы внучке дали то, что ей положено. Ведь она сирота, осталась без матери и без отца. Ей очень нужно жилье, а я не потяну съем квартиры для обеих девочек.
Конечно, и самой Гульнаре нужен какой-то угол. Ведь ей уже 60. Пока она еще в состоянии сама себя обеспечить, но старость не за горами. Волею судьбы она оказалась человеком ненужным. Ее выгнали из Узбекистана, где она родилась, выгнали с Украины, где живет ее муж. И в Крыму она оказалась не очень-то ко двору: у нее нет ни дома, ни постоянной работы. Лишь друзья и сослуживцы поддерживают ее, но надолго ли их хватит?
«Я устала доказывать, что я человек, — говорит женщина. — Я хожу, пишу, жалуюсь — а в ответ ничего, лишь отписки. Я все делала для внучек, так, как они [органы опеки] говорили: надо было оформить опекунство — оформила, надо было получить для внучек гражданство РФ — получила, нужен был российский паспорт для меня — сделала, временная прописка для Эвилины в колледже — пожалуйста. И все это сработало против нас: мои девочки гарантированного государством жилья так и не получили».