«Мы работаем ручной пилой» — будни крымского судмедэксперта

– Отличается ли работа судебно-медицинских экспертов в кино и в жизни?

– Я такие фильмы даже не смотрю, настолько они далеки от действительности. Но вот оборудование... Не знаю, как на материке, но у нас в Крыму материальная база не позволяет проводить какие-то архисложные экспертизы. Слава богу, нам купили новое оборудование для химических исследований. Всё остальное делается по старинке. А о каких-то генетических исследованиях пока речь не идёт вообще. Такие исследования есть у полицейских криминалистов – это они определяют неопознанные трупы по ДНК.

– Недавно травматологи рассказывали, что им иногда приходится оперировать бытовыми дрелями. А чем работаете вы?

– Мы работаем ручной пилой – это тяжёлый физический труд. В большинстве районов санитарами, которые занимаются этим, работают женщины. И ладно, когда одно-два вскрытия в день, но когда шесть-восемь... Ни о каких электроножах и разговоров нет, я даже не знаю, что это такое.

– Есть ли у судмедэкспертов профессиональная деформация?

– Конечно. Например, особый, специфический цинизм, тот же чёрный юмор, но он присущ вообще всем докторам. Бывает, когда обычные доктора смущаются, тогда патанатомы начинают шутить. Но мы в повседневной жизни вовсе не ищем следы преступлений, чаще этим занимаются, наоборот, люди несведущие. Они даже не расследователи, а больше надумыватели благодаря сериалам, которые они смотрят. Недавно мне позвонил один знакомый и рассказывает: его приятель попал в ДТП, он приехал на место, а там (представляешь?) подкинули второй труп. То есть при ДТП в машине сидел один человек, а потом, мол, приехала «скорая» и на другой стороне от места аварии обнаружили другой труп. Он решил: полицейские его привезли с собой, чтобы какой-нибудь «висяк» закрыть! Это полная дичь...

– А почему, например, настаивают на вскрытии очень пожилых граждан, вроде как мирно упокоившихся дома? Родственники против вскрытия...

– Человек в возрасте 80-90 лет, как правило, для родных обуза, особенно если человек лежачий, у него проблемы с характером или психикой. И в каждом таком случае нужен индивидуальный подход. Всегда видно, что родственники его любят, они явно расстроены его смертью, растеряны. А бывает, когда родные ждут наследства, квартиры или банально устали от лежачего. В общем, были случаи физических причин «ненасильственной» смерти. Бывало, например, удушение подушкой, что по внешнему виду не всегда можно определить. Но при вскрытии обнаруживается. И не только просто зрительно, но и микроскопически можно определить некоторые внутренние повреждения.

Если учитывать, что я работаю в районе, то в деревнях всё намного очевиднее. Они же все на виду. И через пару дней становится ясно, кто кого и за что. Это касается и избиений – девяносто процентов обратившихся за экспертизой в селе, например, знают, кто их бил. А в больших городах бывают нападения на улице, когда избили действительно неизвестные. То есть процентов 40 в городе – это известные, не больше. Остальных попробуй найди.

– А как часто обращаются к вам жертвы домашнего насилия?

– Часто. Они же все «употребляют», вот и дерутся. Обращается практически один и тот же контингент. Либо это члены одной семьи, братья-сёстры, дядья или ещё кто-то, либо это люди, связанные с этой семьёй. Они кооперируются по своим специфическим интересам, оттуда и все побои. А где-то даже есть постоянные «клиенты», которые то и дело бегают в полицию за направлением на экспертизу.

– Всегда ли эксперту удаётся убедить суд в правоте своих выводов?

– Не всегда – иногда суд частично принимает наши доводы, иногда не принимает вообще. Это зависит от самого дела, личности обвиняемого и ушлости адвоката, который может убедить суд в том, что, например, где-то не поставлена запятая, значит, это нельзя принимать как доказательство. Бывает обидно. Хорошо, когда стыкуются мои данные и полученные полицией – тогда дело идёт хорошо. Но бывают и многочисленные «консультанты», которые дают такие советы обвиняемым – просто космос.

Недавнее дело: жена мужу нанесла ножевые ранения. Муж остался жив, приходил на освидетельствование. Первые два-три дня жена говорила так, как было в действительности. Через какое-то время, наслушавшись «консультантов», начала рассказывать совсем другую историю, которая никак не вписывалась в картину нанесённых телесных повреждений. Потом она поняла, что не проходит, и придумала уже третью историю, менее неправдоподобную, но всё же далёкую от действительности. Она так защищается. Но одно дело, когда удар целенаправленный, другое – это неосторожность. Здесь разная степень ответственности.

– А как у нас обстоит дело с отравлениями? Бывало, что травил чем-то друг недруга?

– На моей памяти не было ни разу. А случайные отравления не редки. Помню давний ужасный случай, когда отравилась целая семья. Малообеспеченные люди купили несколько мешков огурцов и сложили их в мешки из-под удобрений. А при тепловой обработке овощей вещество из остатков удобрений превратилось чуть ли не в боевой отравляющий газ. Трое из них отравились насмерть.

Недавний случай – семья поела консервы, четверо отравились. Они попадают в больницу с подозрением на ботулизм. У всех берут пробы крови на ботулотоксин. И его обнаружили, но только у одного человека, хотя у них у всех клиника абсолютно одинаковая, они ели из одной банки. У остальных не обнаружили ничего отравляющего, а симптомы одинаковые. Двое умерли, но у них как раз и не было токсина. Загадка? А может, просто нужно улучшать оборудование токсикологических лабораторий?

– Эксперты, говорят, довольно часто покрывают ошибки врачей. Это так?

– К сожалению, да. Но это зависит от самого человека, от эксперта. Вот приходят некоторые товарищи и начинают типа договариваться, я отвечаю: у вас не хватит денег, так что даже не начинайте.

Ошибка терапевта не так опасна, а чаще всего летальные исходы – это хирургия, там где есть внутреннее вмешательство, оперативное лечение. И не всегда именно врач виноват. Недавно был случай: бабушке 82 года, у неё непроходимость кишечника, а родственники настаивают на операции. Доктор говорит: она не выдержит операции. Они требуют. Прооперировали. И бабушка умерла на следующий день.

– А в чём часто заключаются врачебные ошибки?

– Бывает, что-то оставляют внутри после операции. Хорошо, если у человека сильная иммунная система и ему не время умирать. Забывают зажимы, тампоны, салфетки, марлю. Недавно обнаружили 30 сантиметров марли в голове женщины после операции.

– Бывают ли случаи, когда пытаются купить диагноз?

– Да. Например, когда человек отравился этиловым спиртом, просят этого не указывать – мол, позор. Или когда родственники реально виноваты в смерти, как мы говорили, пожилой бабули. Не скажу, что это часто: на моей памяти подходили люди с такими просьбами раза три. Чаще бывает, когда просят вообще обойтись без вскрытия, например, ссылаясь на религиозные особенности. Но мы проводим вскрытия в обязательном порядке.

– А дети?

– Это тема самая страшная... В моей практике дети, убитые мамой, были не раз. Недавно в районе просто случайно обнаружили такой случай. Мать родила дома, никто не знал, кроме ближайших родственников, а у неё началось активное кровотечение с температурой – сепсис. Её госпитализировали и только благодаря этому нашли этого несчастного младенца, которого они закопали всей дружной семьёй. У неё четверо детей, и тоже самое она пыталась сделать с предыдущим ребёнком. И остановило её... лето. Одежды было не так много и беременность заметна всем. А последнего она носила зимой, под одеждой живота не видно. И если бы не попала в больницу, жила бы себе тихо-мирно.

– Судмедэксперты люди верующие? Суеверные?

– Я не верующая. В церковь не хожу. Религия к душе, присутствующей в теле, не имеет никакого отношения. А насчёт суеверий... Знаки судьбы стоит учитывать, но это не значит, что каждая чёрная кошка или рассыпанная соль – это катастрофа.

– Бывали случаи, когда умершие оказывались живыми?

– У меня нет. Но когда на происшествие выезжаем, например, а там несколько тел разбросанных, всякое может быть. Мы направляемся к первому попавшемуся в уверенности, что он наш. А потом оказывается, что он как раз жив, а нежив его товарищ, лежащий неподалёку.

Судмедэксперты обязаны присутствовать в следственно-оперативной группе при обнаружении тел, особенно в условиях неочевидности, с телесными повреждениями, найденных либо дома, либо на улице. Да и степень телесных повреждений выживших тоже устанавливает эксперт.

– Любите свою работу? Никогда не хотелось лечить, а не вскрывать?

– К сожалению, люблю. Я поняла, что никогда не буду лечить, ещё на пятом курсе института, когда прошла практику в онкологии, гинекологии и хирургии. Не понимаю, как можно резать по живому. Хотя иногда, очень редко, задумываюсь о своём выборе. Жалею, что не выращиваю цветы или не вышиваю крестиком...

Сама лечусь чаще всего народными методами, по врачам не хожу...