Все началось с Севастополя

— О чём планируешь рассказать на сочинском форуме?

— На форуме буду рассказывать, в частности, про тропы — собственно, то, чем плотно занимаюсь последние несколько лет. О том, что создали Ассоциацию развития национальных троп.

В целом про необходимость изменения законодательной базы в области природной рекреации и про наши наработки в этой сфере. Тропы — это частный случай; проблема — в развитии туризма на природных территориях.

— А в чём проблема-то? Ну, есть тропинка — гуляй себе. И маршруты есть тоже.

— Говоришь, как чиновник. Они тоже не понимают разницы между тропинкой для зверей и для людей, между маршрутом и оборудованной тропой. Это ключевые понятия: маршрут — это линия на карте или описание в интернете. А оборудованная тропа — это инженерное сооружение, которое компенсирует нагрузку человека на природу: мостики, мусорки, родники, парковки, места отдыха, туалеты, наконец, и многое другое.

Я ещё во время работы в National Geographic Traveler интересовался этим направлением, но скорее как потребитель и журналист. Видел конечный продукт, популяризировал его как мог. Сейчас абсолютно иной уровень: мне стало интересно, как можно реализовать подобные проекты у нас в стране.

Знаешь, мы как-то делали рекламный проект в NGT, и я придумал историю, что наши герои занимаются горным бегом как раз на тропах в Крыму. И мне тогда показалось, что это так просто — сделать таблички, вбить колышки и сделать размеченный путь. Казалось, что это можно устроить за пару месяцев.

Но когда я занялся реальным созданием троп на местности, оказалось, что это гигантский пласт знаний и огромное количество пересекающихся сфер: и отношения с чиновниками от экологии и с активистами-экологами (а это две большие разницы), это история, культура, археология, право, технологии строительства, социология, программирование, экономика и так далее.

Уже сегодня в голове материалов и исследований накопилось больше, чем на диссертацию для геофака.

Кстати, думаю как совместить её написание с работой, но пока не получается. Это я всё к тому говорю, что любой успешный опыт в сфере экотуризма — это очень интересно. Особенно если проект реализован в России, где абсолютно недружественная среда для подобного бизнеса. Потому таких проектов мало.

— Значит, надо узнавать о зарубежном опыте? Общаться с коллегами на конференциях — вроде сочинской?

— Да. Мы сегодня в самом начале пути. По разным причинам; последние двадцать пять лет, например, никто не занимался системным развитием активного туризма. Было советское наследие — сотни оборудованных всесоюзных маршрутов, турбаз, альплагерей. Но всё это фактически утрачено, последние четверть века было не до отдыха на природе.

Tак совпало, что на это же время пришелся технологический скачок, изменилось всё: технологии строительства, химия, материалы, питание. В итоге мы резко отстали.

Всё, что существует сегодня — проекты энтузиастов, а не системный государственный подход, и без поддержки им никогда не стать массовыми. Мы сейчас именно на государственном уровне пытаемся вписать экотуризм и активный туризм в госпрограммы. Но чтобы вписывать — нужно понимать что, а потому интересно всё в этой области, особенно практический опыт реализации.

— А разве у нас не развивают экотуризм в тех же заповедниках и национальных парках? Об этом много говорится в последние годы.

— В ООПТ (особо охраняемых природных территориях — то есть заповедниках и нацпарках) пытаются развивать. Но есть такая страшная штука — статистика. Мы можем сколько угодно говорить про развитие экотуризма, но по данным Минприроды у нас сегодня 1,5 млн посетителей в системе национальных парков — против 331 млн в США. Можно делать какие угодно поправки, но когда разница настолько откровенная, что наши показатели просто в рамках статистической погрешности, значит что-то не так делается, мягко говоря.

Но говорить о развитии уже начали — и это хорошо, потому что у некоторых чиновников есть тотальное непонимание, зачем это нужно. А второе оправдание — это страх перед «безумными» экологами, которые начнут их обвинять в уничтожении природы. Такое явление действительно существует: экология — это очень спекулятивная тема.

Очень легко поднять волну общественного мнения с воплями: «Они вырубили сто деревьев!» и при этом абсолютно не понимая, для чего это делается.

Иногда, чтобы спасти миллионы деревьев, нужно вырубить сто: только действие не прямое, а опосредованное. Мне кажется, что часто акции экологов-радикалов — это своеобразная дымовая завеса. Такими методами можно остановить абсолютно нормальный и полезный проект, а серьёзные нарушения рядом просто не заметить. А обычный человек, если не рассказать и не объяснить, никогда не поймет разницу. Примеров много.

Вообще есть два подхода к экотуризму. Отечественный заключается в том, чтобы жестко ограничить контакт человека и природы. Мышление наших экологов — запретительное. Если может пройти сто человек, значит сто первый не пройдет, потому что случится экологическая трагедия.

Однако успешный международный опыт говорит о том, что человеку нужно наоборот давать как можно больше возможностей оказаться в природной среде. Но это должны быть не стихийные поляны отдыха, а четко организованные, окультуренные, где есть необходимая инфраструктура и контроль. Это позволит через какое-то время сформировать новое экологическое сознание.

Сегодня этого сознания нет — все стихийные поляны отдыха в лесах замусорены до невозможности. Отдых на них может сформировать только безразличие — раз здесь грязно, то почему я должен убрать за собой? В принципе логично, что наши экологи боятся попадания таких людей на природу. Но изменить ментальность через запрет нельзя: такой индивидуум выйдет за забор заповедника и тут же нагадит. Учитывая, что федеральные заповедники и национальные парки это всего 3% территории страны — природных мест для замусоривания очень много.

— После работы в National Geographic Traveler ты возглавлял отдел развития туристического потенциала Севастополя. Что скажешь о перспективах развития экотуризма в Крыму?

— Перспективы — точнее, потенциал — однозначно есть (и очень хороший). Крым — очень камерное место с идеальными природными условиями для комфортного, не экстремального экотуризма. Но местные власти пока думают о другом, потому говорить о конкретных проектах рано.

Хотя из приятных новостей — несколько заповедников Крыма должны передать на федеральный уровень. Это значит, что там точно не будет застройки и могут быть программы развития экотуризма, потому что региональные власти толком ничего не развивали. Мне в Севастополе удалось запустить проект Большая Севастопольская тропа — по сути, это каркас из пешеходных троп с общей протяженностью в перспективе более 300 километров. И это только начало — тропы могут быть для велосипедистов, для конных туристов и других.

Так устроена навигация на Большой Севастопольской тропе. Смахните вправо или влево, чтобы посмотреть второй слайд.

Если будет создана системная инфраструктура, это даст толчок развитию малого-среднего бизнеса как раз с уклоном в экотуризм. Но на всем полуострове это пока единственный проект, который поддержан на уровне региональных властей. Остальные, как и по всей стране, — это редкие частные инициативы. Но нужно отметить, что наш опыт оказался очень интересен другим регионам.

Я сейчас не занимаюсь непосредственно проектом в Севастополе, а вернулся в Москву. Теперь (уже в роли эксперта ОНФ) я с коллегами пытаюсь изменить федеральное законодательство, которое регулирует создание пешеходных троп и рекреацию на природных территориях в целом.

— Как дайвер, яхтсмен, путешественник со стажем, скажи: какие регионы России способны привлечь экотуриста?

— Да все! В мире так много в хорошем смысле сумасшедших людей, которым могут быть интересны как вулканы Камчатки, горы Алтая, так и ровные, как стол, степи Калмыкии или промерзлая Земля Франца-Иосифа. Просто нужно научиться видеть красоту природы, которая может быть прямо под ногами. Я был, наверное, в нескольких десятках регионов России и не могу назвать ни одного, где нет потенциала.

Но одно из самых ярких путешествий было в экспедиции по Охотскому морю. Мы на судне прошли его по периметру почти целиком. Увидел те места, о которых я читал с детства, вроде залива Шелихова и острова Ионы. Там есть места, где вообще не было туристов, никогда. На кордоне одного заповедника спросил: «Давно у вас были туристы? ». Егерь посмотрел на меня ошалело: «Нет, вы первые». Потенциал фантастический — у нас есть, чем гордиться и что показывать. Как для массовых групп, так и для очень дорогого сегмента экотуризма.

— Какие проблемы у российского экотуризма? Сталкиваются ли с ними в других странах — и как решают?

— Главная проблема — нет единого лоббирования развития отрасли. Вот охотники — сильная богатая субкультура, они давно пробили себе федеральный закон и возможности для развития индустрии. А кто такие туристы в представлении чиновника? Немытые, небритые, с рюкзаками за спиной.

До чиновников еще не дошло, что мир изменился: природный туризм во всем мире жутко популярная сфера — в разных странах до нескольких процентов от ВВП. Хотя у нас вот президент пару недель назад ходил по горным тропам в Туве (как сказал пресс-секретарь, занимался природным туризмом). Может, после этого в головах чиновников что-то изменится?

А мы для объединения энтузиастов природного туризма создали Ассоциацию развития Национальных троп: будем собирать проекты, идеи, людей и добиваться изменений. Сегодня же — полное отсутствие прозрачных и понятных законов в этой сфере. Фактически «дырявая» вся нормативно-правовая база в этой области. Сейчас инвесторы боятся заходить с проектами на природные территории: правила «мутные» и они не имеют гарантий, что не потеряют деньги из-за разных трактовок законов.

А национальные парки тоже боятся инвесторов. Справедливо переживают, что вместо честного экотуризма будет построен очередной закрытый коттеджный поселок. Примеров много — и тех, и других. В итоге экотуризм развивается, если конкретный директор нацпарка готов рисковать, искать лазейки. Ему проще и безопаснее ничего не делать — тогда точно не будет нарушений и штрафов.

Похожие проблемы были в США, когда в середине 50-х годов прошлого века у них резко повысилась мобильность населения. Жители стали путешествовать по всей стране, выезжать на природу. И оказалось, что система парков просто не может справиться с таким потоком. Некоторые СМИ даже призывали отказаться от нацпарков, если они не могут обеспечить граждан условиями для отдыха. После этого десять лет работала комиссия конгресса, которая анализировала и готовила предложения как всё-таки развивать туризм, но без ущерба для природы. Итогом стало кардинальное реформирование системы национальных парков — и сегодня мы видим фантастические цифры посещаемости и огромную популярность отдыха на природе.

Причём важно отметить, что финансирование системы нацпарков не лежит стопроцентным грузом на бюджете. Многие вышли на самоокупаемость. И это только экономика, социальные эффекты не менее впечатляющие. Изменилось мышление людей: выросло поколение, которое просто не может взять и оставить мусор после пикника.

В целом сфера аутдора, или, как мы говорим, природного туризма — это отдельный сектор экономики. Только нужно настроить его. Наша позиция выгодна тем, что в мире все уже давно придумано, все ошибки сделаны до нас. Осталось захотеть что-то изменить.