Неделю назад я написала небольшую заметку – маленькую зарисовку о жизни молодой пары из Коми, живущей на Фиоленте в палатке. Семья переехала в Севастополь год назад - отца семейства пригласил сюда работодатель, пообещав должность, жилье и хорошую зарплату. Но вскоре мужчину уволили, оплачивать квартиру стало нечем.
Однако ребята не унывают: летний сезон они, продолжая работать и зарабатывать, проведут на свежем воздухе. А осенью планируют купить землю и начинать строить дом.
Все довольно банально, зачем вообще об этом писать? Во-первых, ребята мне понравились – искренние, открытые, улыбчивые и, что немаловажно, умные и образованные. Общаться с ними – одно удовольствие. Во-вторых, история для нашего времени типичная. Все меньше людей у нас имеют возможность заработать на собственное жилье. Выкручиваются, как могут: живут в аварийных домах, общагах, на дачах, снимают жилье. Или, как планируют эти ребята, покупают землю и годами строят свое, забив на комфорт.
В заметке не было призывов пожалеть или помочь. В ней вообще не было никаких оценивающих эмоций. Но в комментариях разверзся ад:
истые севастопольцы заявили, что появление комяков на священной земле города-героя их оскорбляет. В названии профессии отца они усмотрели унижение: мол, раз инженеры к нам едут, «сами мы необразованные».
Они советовали «бомжующим» поскорее убираться восвояси и не загаживать сакральный Фиолент. А если те ослушаются, обещали нажаловаться в полицию, Севприроднадзор, департамент образования и соцслужбу - чтобы ребенка у них отобрали.
Откуда столько злобы и ненависти, земляки? Поговоришь со старожилами, весь Крым так строился. Люди приезжали после войны и депортации на выжженную землю, селились во времянках, бараках, на голой земле. И строили города, поднимали из руин руками.
Многим тогда давали не жилье – участки в степи, без коммуникаций. Отличие от современности лишь в том, что тогда за землю не надо было платить. И рынка строительных услуг не существовало, максимум - более опытные соседи или родственники подскажут, что и как делать. «После работы собирали в окрестностях камни, таскали песок, замешивали бетон и заливали фундамент, - рассказывает моя 92-летняя бабуля, у которой при переезде в Ялту, а затем и в Севастополь, не только лишних денег, но и приличной обуви и одежды не было. - На стройке я заработала грыжу».
Правда, бабушка всегда оговаривалась, что квартирная хозяйка, у которой они с дедом, молодым мичманом, снимали кухоньку, тоже смотрела на нее с апломбом. Проверяла на соответствие городу.
Критерии были странными. Например, простыни у настоящей севастопольской хозяйки должны быть неизменно кипенно-белыми (и это в то время, когда в Союзе вообще был дефицит не то что белого, любого постельного белья). Часами вываривать приходилось.
Множество таких же историй я слышала в Ялте, в южнобережный поселках, в степном Крыму. Люди приезжали голые, босые, сами строили свой мир. А теперь с гордостью рассказывают об этом. Жаль, все чаще повод для рассказа – то, что этот мир у них отбирают.
Возможно, севастопольцам жалко девочку Асю, которая живет в палатке, вместо того, чтобы спать в теплой постели. Так это, простите, тоже ханжество. Сколько детей у нас в городе живут в неподходящих для этого условиях – в гаражах и неотапливаемых времянках?
Только у них, в отличие от Аси, обстоятельства куда хуже: некомплект родителей, тяжелые зависимости, неизлечимые болезни и смерть родственников.
А у Аси есть папа и мама. Оба с высшим образованием, не пьют, работают. Путешествуют, читают, изучают мир – они скорее из тех, кого принято называть «даун-шифтерами».
Я сама выросла в походах. С ранних лет родители таскали меня везде: Ай-Петри, Караби, Чатыр-Даг, Демерджи. Куда мы только не ездили, в какие переделки не попадали. Дождь, град, снег, ветер – мне, мелкой, все было нипочем. А уж ночевка в палатке с костром, да еще и у моря – незабываемое удовольствие!
В противовес этому - зарегулированный отдых в лагере «Ласпи» в начале 90-х. Большие спальни человек на 20 на незастекленных верандах, где по ночам бушуют комары. Вода – только в умывальнике и только по расписанию. Туалет – ряд дырок без перегородок, в глубине которых плещется (до сих пор помню это зловоние).
За три недели нас, пубертатных девочек, помыли всего один раз – в общем душе, тоже без перегородок. Купаться на море не разрешали - июнь, видите ли, выдался холодным. Из лагеря я привезла вшей.
Лагерь оказался менее гигиеничным, чем поход, однако, по мнению взрослых, «безопасный».
Жизнь на природе отличается от квартирной, но она же закаляет, прививает иммунитет к трудностям, воспитывает любовь к родному краю. Я не верю, что можно по-настоящему любить Севастополь (это мой город, и я имею право на свою долю пафоса), ни разу не выехав в Терновку, Ласпи или Качу. А у нас, поверьте, такие встречаются даже среди пожилых.
Единственное, что меня смущает в этой истории - судьба Фиолента. С каждым годом на берегу появляется все больше палаток. «Индейцы» в буквальном смысле вытаптывают и выламывают все живое, превращая окрестные склоны в мусорку. Хорошо бы облагородить такие места массового отдыха – устроить туалеты, душевые, поддоны под палатку, обеспечить подвоз воды и топлива. Только цена таких услуг будет сравнима со стоимостью ночи в дешевом отеле. И таким, как семья Аси, они все равно будут не по карману.
Вы помогаете севастопольским детям, живущим в жутких условиях? Что вы сами построили в Севастополе не для себя любимых, а для города? Можете ли вы говорить за весь Севастополь, не зная толком ни города, ни его окрестностей, ни истории? Так сидите и помалкивайте.