Бизнесмен и общественный деятель Алексей Чалый, получивший во время событий годичной давности абсолютную поддержку севастопольцев, сегодня возглавляет Законодательное собрание города. В интервью «РИА Новости» он рассказал, как происходила смена власти в Севастополе, с чем было связано ускорение сроков проведения всекрымского референдума и зачем он в феврале прошлого года бросил на улице свой автомобиль и выкинул телефон.
— Когда вам стало понятно, что события на Украине приобретают необратимый характер?
— То, что события приобретают необратимый характер, стало ясно в сентябре 2013 года, когда все фракции Верховной рады проголосовали за пакет евроинтеграционных законов. Тогда мне стало ясно, что продолжавшиеся 20 лет попытки Украины усидеть на двух стульях закончились и Европа (а по сути, США и подключившаяся Германия) сумела переломить ситуацию в свою пользу.
Понятно, что эта народная украинская забава — сидение на двух стульях — не могла продолжаться вечно, и было очевидно, что ситуация должна была переломиться. Так как предыдущие 20 лет шла активная подготовка населения, то Украина «сломалась».
Кто и как организовал это голосование в Верховной раде, до сих пор остается очень интересным политическим секретом: каким образом вдруг удалось переломить все фракции, даже фракцию коммунистов.
— Что на самом деле означала политика евроинтеграции для Украины?
— Наиболее очевидным исходом тогда (после голосования) казался вариант, что мы без всяких Майданов тихо уходим в Европу, превращаемся в Прибалтику, дальше ставится вопрос о военной базе в Севастополе, размещении ПРО, вступлении в НАТО. Думаю, в течение десяти лет все было бы зачищено, здесь была бы Эстония номер два.
— Была ли возможность в современных политических условиях противодействовать этому процессу?
— Мы пытались здесь, в Севастополе, пискнуть. Известная история с обращением 19 ноября (обращение общественности города к депутатам городского и районных советов по поводу вступления Украины в Евросоюз — ред.), это была почти безнадежная неполитическая акция.
На Украине реально не было пророссийской политической силы. Даже в Севастополе «Русский блок» не имел большинства в горсовете. Каким образом это случилось, можно долго рассуждать, но это факт: на тот момент не существовало пророссийской силы, за которой готов был пойти народ.
Поэтому наша акция была основана на людях, которые имели индивидуальный рейтинг и не были связаны с какими-либо политическими партиями. Севастополь тогда был одним из 27 регионов Украины, и если есть хоть один консолидированный регион (а затем мог бы и Крым подтянуться), который категорически против евроинтеграции, то таким образом можно было дать России некую точку опоры. Но тогда нас не услышали.
— Было ощущение во время развития событий на Майдане, что игра проиграна?
— Для консолидации севастопольцев это сыграло очень серьезную роль. Это был первый шаг в череде важных последующих. Вдруг появилась консолидированная группа людей, которая открыто высказала свое достаточно жесткое мнение о происходящем. Вдруг — потому что это лица новые, не связанные ни с какими партиями и интересами, и это был большой плюс.
— Вы были участником съезда в Харькове 22 февраля. Как развивались события?
— 21-го вечером Янукович сдался и стал под руководством послов европейских стран подписывать соглашение о добровольной сдаче власти с изменениями конституции, досрочными выборами президента и т.д.
22-го числа в Харькове собирается съезд «Юго-Восток», на котором ждали Януковича. Харьковский митинг прошел без президента. Съезд принял достаточно жесткую резолюцию, но она была не консолидированная. Если бы было объявлено, что вооруженные силы таких-то территорий подчиняются легальной власти и то же самое — милиция, СБУ, то есть была бы попытка консолидации юго-востока и с декларацией непризнания Киева, то это должен был возглавить Янукович или кто-то из харьковских руководителей. Но резолюция была принята рекомендательная, для каждого региона.
— Где в этот момент был Янукович?
— 22-го же числа Януковича активно ловили, слава богу, безуспешно, благодаря профессионализму его команды. Думаю, что самым удобным для новой власти было его ликвидировать, тогда власть была бы законной. Мертвый президент не может исполнять свои обязанности. Он этой участи избежал.
— Что тогда происходило в регионах и конкретно в Севастополе?
— 22-го вечером все регионы стали «сыпаться» и присягать на верность Киеву, говорить о единстве Украины и прочее. Насколько я знаю, включая Крым.
В Харькове необходимо было — мое мнение есть в протоколах заседания — принять решение: в каждом регионе создать исполком, создать муниципальную милицию, не признавать киевскую власть. Все руководители регионов договорились и разъехались. При этом они, зная, как все устроено, поехали этого не делать. Каждый рассчитывал кинуть друг друга, что и показали ближайшие события — дальше они наперебой стали присягать Киеву.
А 23-го уже «сливался» Севастополь. Депутаты тогда под руководством Пархоменко (глава фракции коммунистов горсовета города Василий Пархоменко — ред.) решили создать исполком и провести референдум. В ситуации, когда все решалось в часы, это был интеллигентный слив. Стало ясно, что власть в Севастополе город защищать не будет. Это стало точкой невозврата.
— Каковы были ваши действия 23 февраля, когда у горсовета собрались десятки тысяч севастопольцев на митинг «Народной воли»?
— Мы дождались финальной точки — решения горсовета. Назад дороги нет. Далее было два варианта: лить слезы, вопить: «Владимир Владимирович, помогите, введите войска, защитите нас от бендеровцев» — первый и абсолютно бессмысленный, я думаю, вариант. А второй — то, что мы сделали, — захватить власть. В течение 24 февраля мы власть взяли под контроль — администрацию и горсовет.
Далее последовали милиция, СБУ, прокуратура. Каждый день у нас был свой «день милиции», «день прокуратуры», «день СБУ», когда они переходили под наш контроль. 24-е число — было «днем горсовета».
24-го числа горсовет принял решение о создании координационного совета, который я возглавил.
— Обстановка была очень накаленная, как удалось прийти к решениям, которые в результате были приняты?
— Сквозь 10-тысячную толпу людей депутатов пропускали в горсовет, собрали кворум и пошли не в зал, а в 13-й кабинет. Меня депутаты окружили и давай требовать, чтобы я их вывел оттуда, а они не приняли бы никакого решения. И так четыре часа. А снаружи число людей увеличивается, напряжение растет. Стекла дрожат, обстановка все веселее. Тут одна из женщин-депутатов заявляет: «Я не могу работать в такой обстановке, я не буду принимать антиконституционные решения. Сейчас будет первый труп!» И пошла наружу, в толпу.Я побежал за ней, сказал: «Выпустите женщину». Все расступились. Трупа не было. Но, в принципе, депутаты оттуда выйти не могли, голосование было действительно легитимным — при прямой поддержке народа.
24-го еще не до конца закончен был процесс, так как сидел Рубанов (первый заместитель главы горгосадминистрации Федор Рубанов — ред.), который после ухода Яцубы (глава горгосадминистрации Владимир Яцуба — ред.) печать притырил. И мы не могли штамповать финансовые документы. Хотя Киев мы развели, где-то неделю они еще сюда деньги пересылали. Они пытались с нами договориться. За это время мы получили достаточно много денег.
— Готовы ли были защитники города отстаивать Севастополь без Крыма? На что рассчитывали?
— Мы к этому и готовились. Я надеялся, что мы здесь забаррикадируемся, сформируем власть в городе, сформируем вооруженные отряды — милицию, ополчение, благо есть на чем строить, закроем четыре шоссе для въезда в город и таким образом продемонстрируем России, что мы готовы драться до победного конца.
Решающий фактор — поддержка людей. Она была безусловной, такие решения без поддержки людей невозможны.
— Наличие Черноморского флота в Севастополе придавало уверенности?
— Конечно. История ведь не принадлежит одному Севастополю. Это всероссийская история. Во-вторых, офицеры служат на ЧФ, а семьи их живут в городе. Отсюда также давление, мотивация в защиту горожан.
— В Крыму ситуация изменилась 27 февраля, а накануне в Симферополе состоялся митинг-противостояние у Госсовета. Там были севастопольцы?
— Севастопольский «десант» 26-го оказал моральную и физическую поддержку, но ее оказалось недостаточно, чтобы заставить депутатов Верховного совета Крыма принять решение. А существенно помогли тем, что Крым перекрыли. Две дороги на Перекопе и на Чонгаре. Их перекрыл севастопольский «Беркут», а мы их туда отвезли.
Поскольку они были вне закона на тот момент («Беркут» был расформирован приказом главы МВД Украины Арсена Авакова — ред.), была договоренность перевезти семьи в Краснодарский край и поселить их в одном из санаториев. Они очень на этом настаивали, но самое интересное, что в тот момент, когда мы это обеспечили, они решили оставить семьи в Севастополе. Они увидели, что мы идем на любые шаги, чтобы их защитить, и не стали использовать эту возможность.
— Были попытки из Украины прорваться в Крым для проведения силовой операции?
— Да. Радикалы, или, как они себя называли, «автопоезда дружбы», подъехали, увидели блокпосты, вооруженных людей, и на этом все прекратилось. Это случилось на следующий день после того, как мы в ночь с 25 на 26 февраля перекрыли дороги. То есть это было сделано своевременно.
— Уже известно, что президент Янукович, спасаясь от преследования, оказался в те дни в Севастополе. Вы что-то знали об этом?
— Нет. Про него не было ничего известно, я с ним не встречался. Я потом узнал через другие источники о его нахождении здесь.
— Звучали угрозы со стороны представителей украинских радикалов лично расправиться с вами. Вы получали такие сообщения?
— Я занимался угрозами для города, моей безопасностью занимались другие люди. Мне лично никаких угроз прийти не могло — у меня никаких систем связи не было. Я сразу оборвал все средства связи, кроме одного, о котором знал я и близкие мне люди.
Я сразу выкинул свой телефон. Я оставил свой автомобиль и больше не сел в него ни разу. Где я припарковал его 23-го вечером, оттуда его забрали через десять дней, проверив на наличие взрывчатки.
— Вопросы для волеизъявления на референдуме во время подготовки к нему изменились, как и сроки проведения. С чем были связаны эти изменения?
— Это было связано с внешнеполитическими событиями. В результате развития ситуации было принято, на мой взгляд, очень умное решение пойти по Косовскому прецеденту. В Косово и референдума не было, здесь позиция была усилена за счет волеизъявления граждан. Мировое сообщество признало, что таким образом можно реализовать право на самоопределение. Это наша главная легальная защита.
— А изменение сроков с конца мая на середину марта?
— Абсолютно оправданно. Думаю, это было связано с оперативной обстановкой. Это нужно было делать быстро. У нас не было крови, потому мы действовали на опережение: мы делали все быстрее, чем Киев успевал делать какие-то контршаги. Игра на опережение привела к тому, что они не смогли построить стратегию. Какие-то спорадические попытки были одного чиновника забросить, второго, взять под контроль какие-то объекты. В большинстве случаев их вылавливали как диверсионные группы и отправляли за Перекоп.
— Были ли нарекания к вам по поводу вашего дресс-кода во время подписания договора о создании двух новых субъектов РФ в Кремле?
— Нет, вообще никаких. Абсолютно корректно, в Кремле никто этого не заметил. Заметили только те, кто смотрел телевизор.
— Какие ваши действия и поступки годовой давности вы без сомнения повторили бы сегодня? От каких отказались бы и признали ошибкой?
— Тактические ошибки две, которые можно было не допустить. Они связаны с двумя личностями — Гайдуком (командующий ВМС Украины Сергей Гайдук — ред.) и Мамчуром (командир Севастопольской бригады тактической авиации Юлий Мамчур — ред.). У нас была возможность не допустить их до управления их частями. Это я бы изменил.
Но в целом это была замечательная операция — быстро, с полным достижением результата и бескровно.