Самые страшные буквы в моей жизни — это фамилии моряков, которые шли бесконечным потоком по черному телевизионному экрану. Пока была надежда, все держались и сдерживали. Когда пошли эти списки — слезы потекли.
Я думаю, у каждого, кто как-то связан с флотом. У каждого, кто знает, что такое океан и что такое служба на Севере. Да еще и на подводной лодке. У каждого, кто отдал три года, кто 20 лет, кто 40 службе в самых малоприспособленных для жизни местах моей страны. Пока врала пресс-служба флота. Пока адмиралы из Переделкино пытались прикрыть свои задницы, пока изворачивались газеты и телевидение. Пока телеведущие своей ложью превращались в черные дыры вместо звезд. Пока миллионы служивших еще надеялись — слез не было. А тут полились. Тишина раздалась во всех отсеках и казармах по всей стране. Потому что надежды больше не было.
Мы ждали, что хватит ума и совести принять помощь шотландских ныряльщиков, тренированных и оснащенных на голову выше. Не хватило. Секреты им дороже. Какие секреты в эпоху Брина? После этой лодки стало понятно, что честь русского моряка, она принадлежность матросов, мичманов, лейтенантов и старших офицеров, которые в реально нечеловеческих условиях несут и несут службу от Завойко до Рыбачьего.
Но только не адмиралов. У них не хватило храбрости не то что застрелиться из табельного оружия. У них не хватило совести даже уйти в отставку. Это тот тип флотского руководства, которое уже один раз позорно проиграло войну с Японией — или у нас теперь учат, что мы ее выиграли?
Другие буквы — «15.15. Здесь темно писать, но на ощупь попробую. Шансов, похоже, нет: процентов 10–20. Будем надеяться, что хоть кто-нибудь прочитает. Здесь список личного состава отсеков, которые находятся в 9-м и будут пытаться выйти. Всем привет, отчаиваться не надо. Колесников».
Даже люди, никогда не страдавшие клаустрофобией, начинают задыхаться, когда на секунду задумываются о записке капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова. Никогда этого не почувствует только тот, в ком не осталось ни совести ни разума. История «Курска» — история без правды. И подтверждение того, что героизм одних — это всегда подлость других.
Вздохните. Вы не на глубине 100 м в стальной коробке, в темноте. Вы среди цветущих деревьев, и вы слышите детские голоса вокруг. А кто слышит стук из-под воды по ночам? Та офицерская жена, которой на виду всей страны вкалывали шприц в спину угодливые самки вертухаев?
Его слышат моряки, построившиеся на плацу в Петропавловске-50, глядя на розовый конус Авачи. Его слышат летехи, взлетающие по трапу в туманном Видяево. Его слышат каперанги в Гаджиево. Его слышат в Сан-Диего под ласковым солнышком.
Да, это катастрофа. Да, это служба. Это может случиться с любым кораблем или судном. И только отношение к этому выдает в людях, в структурах и в системе всю гниль, фальшь и непрофессионализм окружающего.
Как было больно видеть спесивое неприятие помощи со стороны, так отвратительно видеть замалчивание того, что потом делали те же голландцы с шотландцами. Когда со своим обычным занудством они быстро построили технику для поднятия обломков — мавзолея русских моряков.
Есть такая книга — Raisng the «Kursk». Ее прислал мне мой друг Ганс Оффринга — автор из Голландии. Он написал ее и издал на свои деньги. Это фантастическое описание со схемами, иллюстрациями и фотографиями всего того, что происходило после гибели. Я отдал ее другому своему другу в Министерстве обороны, предложив ее перевести и издать, потому что это подробнейший труд, который только возвеличивает подвиг моряков и тяжкий труд конструкторов, инженеров и ныряльщиков. Не случилось, не нужна министерским такая книга. Им наплевать на все. А шотландским парням было не наплевать — они ходят всю свою жизнь под тем же самым Андреевским флагом, что и мой Военно-морской флот. Голландским парням было не наплевать, потому что Петр Великий (человек, а не корабль) навек связал их с русским флотом. И весь мир переживал за то, что случилось, пока пропагандисты рассказывали оскорбительные сказки про класс Los Angeles и про американские торпеды.
А в этом году — вот, собственно, вчера — местные журналисты постарались сделать все, чтобы никто особо и не вспомнил, что была такая лодка.
Это мы забудем про вас. И очень быстро. А про капитан-лейтенанта Колесникова — никогда.