Кенгуру в миниатюре и черный флаг на рынке: каким был Симферополь в 19 столетии

17-10-2015 07:40:29
Автор:
Какое впечатление производил город 150-200 лет назад на путешественников, мы можем узнать благодаря находкам и переводам редких книг и путевых заметок. И тогда уже Симферополь с его узкими, грязными улицами — с одной стороны очаровывал романтиков, а с дру

Эдвард Кларк: «Город имеет средний и незначительный вид…»

Профессор Кембриджского университета, натуралист, минеролог, собиратель редких мраморных скульптур и изобретатель трубки для пайки стекла побывал в Симферополе в самом начале ХIХ века. Кларк (1769-1822) дружил с российским естествоиспытателем немецкого происхождения Петером Симоном Палласом и навестил его в Крыму. Этот вояж позже нашел свое отражение в книге 1813 года «Путешествия по разным странам Европы, Азии и Африки Эдварда Дэниэля Кларка. Часть первая. Российская Татария и Турция».

Англичанин жил в симферопольском имении Палласа и писал об этом: «Когда мы представили ему наши рекомендательные письма, он принял нас скорее как родитель, чем как чужой. Мы отказались занимать квартиры в его доме, который больше напоминал дворец, чем место проживания обычного джентльмена: но в один прекрасный день, когда мы были на экскурсии, он приказал перевезти все наши вещи. И по возвращении мы обнаружили несколько комнат, подготовленных в его особняке для нашего приема, со всеми удобствами для работы и отдыха».

Карло Боссоли. Река Салгир. 1856 г. Когда же гости подхватили в Крыму лихорадку (обычное явление в то время), Паллас сам лечил их, ухаживал за ними, пока и сам от них не заразился…

«В городе сохранились многие татарские здания, общественные фонтаны были не повреждены, — пишет Кларк. — Город сохранился благодаря тому обстоятельству, что стал резиденцией генерал-губернатора Крыма, офицера по имени Мишельсон, известному за оказанную службу России в разгроме повстанцев Пугачева… Город имеет средний и незначительный вид: улицы узкие, грунтовые и грязные, имеются только несколько магазинов, которыми управляют исключительно греки. Салгир вряд ли заслуживает название реки, он течет в долине, недалеко от города. Район изобилует дичью, так что офицеры гарнизона могут развлекаться практически всеми видами европейской охоты. Они охотятся на оленя, лисицу и зайцев. Соколиная охота также любимое занятие, татары очень искусны в обучении птиц для этой цели».

Наказание кнутом. Лит. Дж.Кларка с рисунка У.Ньюнхема. 1830 г. Через несколько дней, после того как англичане поселились в резиденции профессора Палласа, крымские татары принесли ему «красивое маленькое животное, называемое «прыгающий заяц».

«На самом деле это был африканский тушканчик. Мы видели их потом в Египте, хотя они не очень распространены ни там, ни в Крыму. Его можно назвать кенгуру в миниатюре, так как он очень на него похож, хотя он и меньше кролика, и помогает себе прыгать, как кенгуру, своим хвостом. Они роют норы в земле, как кролики, но больше похожи на белок или крыс. Когда наша армия была около Александрии, в Египте, солдаты держали этих животных в ящиках, и кормили их, как кроликов», — отметил Эдвард Кларк.  

Джеймс Уэбстер: «Русские не интересуются развалинами»

Пятый сын шотландского священника, студент Эдинбургского университета, путешествовая по Европе, Азии и Африке, в 1827 году добрался и до нашего полуострова. Несколько дней Джеймс Уэбстер (1802-1828) провел в Симферополе, что и было зафиксировано в записках «Путешествие через Крым, Турцию и Египет в 1825-1828 годы, включающая последнюю болезнь и смерть Императора Александра и русский заговор 1825 года Джеймса Уэбстера».

«Симферополь, называемый татарами Ак-Мечеть, лежит в прекрасной долине возле цепи гор Южного побережья Крыма, на маленькой речке, называемой Салгир, — писал Уэбстер. —  Город состоит из двух частей — той, что была возведена русскими после их завоевания Крыма, и той, что осталась от старинного города татар. Каждый татарский дом и двор окружены стенами, и не имеют ни единого окна с видом на улицу, или хотя бы переулок. Здесь не видно ни души, поскольку местные жители редко появляются на улицах, особенно женщины, к тому же они всегда закутаны в покрывало. Здесь построена новая церковь и несколько небольших мечетей с башнями. В конце города виднеется кладбище с множеством памятников и могил на древних курганах».

Пребывая в городе, Уэбстер отправился на встречу с открывателем Неаполя Скифского Султаном Крым-Гиреем. После знакомства записал свои впечатления:  «Его жена — уроженка Эдинбурга  и дочь генерала. История ее брака с Султаном необычайно интересна. 15 лет от роду, Султан принял христианскую религию, оставил родину и перебрался в Санкт-Петербург, а оттуда в Шотландию. Там он быстро выучил английский язык, изучил традиции и этикет высшего общества. Именно в Эдинбурге он познакомился с будущей женой. Поскольку он происходит из рода древних ханов Крыма, трон нынешнего султана, Махмуда,  будет принадлежать ему, если у того не будет наследников. У Султана есть сыновья, и любой из них может в дальнейшем взойти на Оттоманский трон, и может так случиться, что правитель британского происхождения и христианской веры будет во главе империи турецких язычников».

Султан Крым-Гирей показал англичанину найденный им «грубо вырезанный рельеф со скифским воином на лошади. Рядом была надпись, в которой утверждалось, что рельеф сделан царем Скилуром.  Он был найден Султаном в миле от Симферополя». Тут есть много очень интересных и древних развалин, отмечал Уэбстер, к которым русские, однако, не проявляют никакого интереса, используя рельефы и камни с надписями для ремонта дорог.

Затем Джеймс отправился на городской базар: «Это большое открытое пространство площадью от 12 до 15 акров. Здесь стояли будки, множество тележек и фургонов, в которые были впряжены быки, лошади и многочисленные верблюды; последние лежали, ели или жевали жвачку. Менялы сидели на земле; группы людей ели и пили; татары торговали фруктами, в основном арбузами. Почти все вокруг были облачены в татарские костюмы. Мы обратили внимание на татарина, сломавшего колесо своей тележки. Быки прилегли, все еще запряженные в ярмо, разбитое колесо лежало нетронутым, а сам татарин спокойно сидел и ждал с невероятным спокойствием любой земной или небесной помощи».

Через несколько дней англичане на рынке увидели черный флаг и поняли, что там будет что-то необычное. «Мы подошли к собравшейся толпе, — пишет Джеймс, — и увидели, что все смотрят на избиение кнутом 10-12 арестованных. Они пытались сбежать из тюрьмы, убили священника и перебили несколько охранников. Когда мы подошли, трое уже получили наказание, и кнутом били четвертого. Большой круг состоял из военных, они охраняли арестованных, стоя с сомкнутыми штыками и удерживали толпу на расстоянии. Преступника привязали к наклоненной доске, на одной стороне которой виднелись два больших кольца — к ним привязали руки, наверху была большая выемка для стягивания ремнем шеи преступника. Ноги его привязали за лодыжки, рубашку задрали, и спину обнажили до талии. Он получил сорок ударов кнутом, это что-то вроде бича с рукояткой длиной в два с половиной фута (75 см. — Прим. авт.) и с тяжелой плетью той же длины; на конце ее находится ремешок из белой кожи. Наказание это было настолько суровым, что, когда все сорок ударов были нанесены, голова преступника безвольно упала на плечо, и его сняли со столба в бессознательном состоянии. Мы видели тех, кто еще ожидал наказания. Ужас, написанный на их лицах, ощущение приближения пытки, еще более отягощали их наказание; ожидание, возможно, для них было даже хуже, чем сама экзекуция. Дикие и отчаянные крики, которые время от времени у них вырывались, давали возможность понять ужасную мысленную пытку, которой они были подвержены. Один из них умолял его зарезать, чтобы избавиться от этой муки. Как только увели человека, который уже получил назначенное ему количество ударов, подтащили другого, с него сорвали рубашку, с силой прижали к доске и, привязав, приступили к исполнению приговора. Наказание это кажется варварским, но, поразмыслив, мы сочли его более приемлемым, чем, к примеру, повешение, хоть и нацелены они на один и тот же результат».

Чарльз Скотт: «Татарские женщины исчезали с волшебной быстротой»

Английский путешественник, который объехал Европу, Азию и Африку на полуострове оказался  перед самой Крымской войной, и, судя по его записям  занимался, в основном, шпионажем. Тем не менее, ценны и интересны его описания Симферополя. Книга «Балтийское, Черное море и Крым, полное путешествие по России, вояж вниз по Волге до Астрахани, и тур по Крымской Татарии Чарльза Генри Скотта» была издана в Лондоне в 1854 году. На ее страницах автор рассказывает: «На самой границе между равниной и горами стоит современный город Симферополь, и его старшая сестра, Ак-Мечеть (белая мечеть), близко, но не обнимаясь, с улыбками на лице, но с обидой в сердце. Они не потомки одного отца. Старшая — это татарская дочь — скромная, неброская и  скромная, молодая — смелая российская девица, покрытая краской и мишурой, носящая украшения, которые она украла у греческих красоток…Новые части Симферополя — еще один типичный образец русской провинциальной столицы. Он имеет широкие улицы, разбросанные домики, покрашенные крыши, прекрасные общественные здания, ухоженные сады, гремящие дрожки, и сносную хорошую немецкую гостиницу, в которой мы и поселились... Население здесь около 12 тысяч душ, из которых половина — татары, четверть россиян, а остальные состоят из цыган, евреев, греков и армян. Здесь можно видеть смесь костюмов, цоканье языков, которые мы сейчас от всей души сменили бы на более интересный взгляд простого татарина, и посетили бы его на его горе в его тихой деревушке».

С юмором он описывает свои приключения в старой части города — татарском районе, на улицах которого, состоящего из частных домов.

«Ничего не было видно, — рассказывает Чарли. — Но изредка появлялся случайный призрак, как будто бы появившийся из мрачных дверей склепа. Он выскакивал на нашем пути, и исчезал в одно мгновение, в другую, не менее загадочную дверь, которая закрывалась молча и с волшебной быстротой. Это были татарские женщины, головы, лица и тела их были завернуты в белое, не было ничего видно, кроме двух блестящих глаз и пары сапог из желтого сафьяна. Однажды мы увидели у завязки панталон очень маленький кусочек — не будь в шоке милый читатель — ногу без чулков, которая подтвердила,  что внутри имеются теплая живая плоть и кровь».

Николай Всеволжский : «По обычаям азиатским и по европейскому вкусу»

Русский историк, типограф, библиофил, кавалер ордена Святого Георгия и губернатор Твери приехал в столицу Крыма в 1836 году. Об этом он упоминает в своих записках «Путешествiе чрезъ Южную Россiю, Крымъ и Одессу в 1826-1837 годах».

«Древностей и исторических воспоминаний в нем искать было бы напрасно, потому что он основан только в 1500 году Ибраим-Беем, получившим место его от хана в награждение за удачный набег на Россию, — сообщает Николай Сергеевич. — Но местоположение его довольно живописно: Чатырдаг, в 20 верстах от него находящийся, кажется,  будто владеет городом и стоит у самых стен его. Салгир, как чистый и быстрый ручеек, протекает посреди него».

Николай Всеволжский (1772-1857) также отмечает, что «новый город», выстроенный со времени российского владения, совершенно отделяется от старого, татарского — он регулярен. По его словам, улицы в нем широкие и прямые; посередине площадь, на которой построены присутственный места, казармы и довольно великолепный собор: «Возле него — старый, татарский город, в котором также находятся одна греческая и одна армянская церковь, четыре мечети, базар, общественные фонтаны; улицы в нем кривые, дома выстроены в турецком вкусе, но между ними начинают уже выстраиваться некоторые по европейским образцам… Любопытно видеть в одном все, заведенное по обычаям азиатским, в другом — все по европейскому вкусу. Последний ни в чем не похож на татарский город; зато ни один татарин и не живет в нем, напротив, несколько русских и иностранцев поселились в татарском городе. Голос мусульман старого города, призывающих со своих минаретов на молитву, мешается со звоном колоколов нового, также созывающих на молитву христиан. Это возбуждает приятные размышления о терпимости вер и кротости русского правления».

Понравился ему и предшественник нынешнего городского сада: «Публичный сад прекрасно обрисован в английском вкусе и уже довольно разросся, так что может доставить гуляющим приятную тень. Здесь я нашел несколько дерев индийского каштана, аршин в пять вышины (3,5 м. — Прим. авт.) и в полном цвете, множество итальянских тополей, душистой акации, вавилонские ивы и другие древесные и кустарниковые растения теплых климатов».

Интересно и описание его встречи с приехавшим в Крым французом: «В гостинице Амабля француз успел рассказать, что он отличный повар, служил в Петербурге, в каком-то знатном доме, и, накопив деньжонок (верно, от крупиц с трапезы богатого своего барина), вздумал завести в Крыму ресторацию; но что эти татары — истинные варвары, обедать к нему не ходят, ничего не понимают и даже ни разу не спрашивали свиных ножек с трюфелями; что холодные паштеты aux perdix rouges часто портятся у него, ожидая покупщика; что русские чиновники и проезжающее разве человека два в день посетят его. «Чувствую, — прибавил он, — что я ошибся в своей спекуляции. Эта непросвещенная страна не достойна такого таланта!»

Николай Сементовский: «Город, среди которого вьется кристальный Салгир»  

Статский советник, писатель, археолог  и историк Николай Сементовский (1819-1879) в « Путешественнике» 1847 года с восторгом описывал окрестности Симферополя. 

«Очаровательная панорама местности развертывается, новые красоты являются с каждым шагом вперед, и грозный Чатырдаг, как бы из бездны, явственно восходит к небу; за ним вдали синеет цепь других гор хребта Яйлы, — восторгался Николай Максимович. — Розовый луч солнца золотит опаловые вершины гор, как волшебная кисть художника, рисующего фантастическую картину. Небо сливается с горами, или лучше скажу — горы входят в небо, а внизу очерчиваются здания города, среди которого вьется кристальный Салгир…Такая картина рисовалась предо мною, когда я подъезжал к Симферополю, и когда солнце садилось за горы, а на дальнюю перспективу вершин заход накидывал багряную мантию. Вблизи передо мною ложилась длинная тень от гор и увеличивала сладостную темноту южного вечера, и в то время коляска моя катилась уже по улицам Ак-Мечети, то есть Белой мечети, так называют Симферополь татары. В новом городе в соборе благовестили к вечерне; в старом, едва только умолк последний звук колокола, послышался голос муллы, призывавшего с высоты полуразрушенного минарета на молитву правоверных сынов пророка. Светлые мысли родились в душе моей, минувшее воскресло предо мною, потом в воображении моем представилось отрадное будущее.

Две совершенно различные части Симферополя — старый и новый город — изображают собою две книги времени — старого и нового. В одной части на каждом шагу встречаются развалины и на сохранившихся зданиях лежит печать всесокрушающего времени; увидите ли человека, язык, одежда и обычаи его непременно напомнят давно минувшие века, прошедшую судьбу Крыма и соседних стран. Изящные храмы истинному Богу, правильные и прекрасные фасады домов, широкие улицы, чистота и опрятность привлекут внимание в новом городе. Но обозрите и старый, не оставьте и эту часть Ак-Мечети без внимания, посетите древние христианские церкви и татарские мечети, в час зноя утолите жажду струею, вытекающею из древних фонтанов; быть может, испивши ее, вы, как восточный певец, воодушевитесь и чистая, живая, чарующая поэзия польется из уст ваших; тогда и мы, смертные, заслушаемся бессмертного певца на несколько веков; но пока начнется эта волшебная песнь, мы поедем к симферопольским равнинам».


Показать полную версию новости на сайте