Приморский сегодня в желтых пятнах: вчерашний ветер обильно осыпал листьями мокрую плитку. Облака по-осеннему белы и рельефны. Я слышу голос Тихона Синицына, который, как тот пенистый прибой внизу у Памятника затопленным кораблям, поднимается на несколько тонов и резко опускается вниз.
Тихон Синицын — севастопольский поэт, автор двух поэтических сборников: «Частная тетрадь» (2012 г.) и «Рисунки на берегу» (2015 г.). Писать стихи начал в 17 лет. Стихотворения публиковались в альманахах: «Севастополь», «Зеленая лампа», «Артбухта» (Москва), «Образ» (г. Ленинск-Кузнецкий), журналах: «Введенская сторона» (г. Старая Русса), «Алые паруса» (г. Симферополь), «Культура Алтайского края» (г. Барнаул), газетах: «Литературный Крым», «Севастопольская газета», «Литературная газета» и других. Подборка стихотворений вошла в антологию «Крым в поэзии» (г. Нижний Новгород, 2014 г., составитель В.С. Бойко).
Девять лет учительствовал, рассказывая «Историю мировой художественной культуры», несколько лет читал лекции в педагогическом университете имени К.Д. Ушинского. Ныне — аспирант Крымского федерального университета по специальности «социальная философия», занимается исследованием в области византийской эстетики.
ЗИМНЕЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ Ты сказала, что оделась жарко, Распустила волосы смеясь. В нежности Алупкинского парка Я боялся навсегда пропасть. Нависают домики над морем. Жимолость и жидкий тамариск. Хорошо, что мы с тобой не спорим. Чёрной вьюгой вьётся кипарис. В пыльной лавровишне и лаврушке, В зимних очертаньях мушмулы Тучи — словно выстрелы из пушки; Горы — неприступны и белы. Небо растворяется в тумане, Словно a la prima на холсте… Почему ж мы радуемся, Аня, Но не верим этой красоте? Мне самому всегда казалось, что лучшие в мире вещи рождаются через максимальное проживание и прочувствование – через личную драму. Но драма — она у каждого своя.
«Драма — это когда тебе не с кем поделиться радостью. Чтобы человек рядом с тобой понимал, что ты чувствуешь, и мог разделить с тобой чувства. Это — не одиночество, это — и есть драма, — так ответствовал Тихон на мой вопрос, который висел в воздухе. — Я не становлюсь в оппозицию, у меня есть «позиция», и я ее выражаю наилучшим для меня способом — стихами».
В девятнадцатом веке на селе не было никого ближе к народу, чем священник и земской врач: один врачует душу, второй — тело. Часто второй заменял и первого, поскольку был ближе к людям. Тихон Синицын — прадедушка поэта Тихона Синицына — был земским врачом. И кому как ни ему было чувствовать и понимать все чаяния и глубинные потребности народа.
Исторические события, столетие за столетием упорно повторяющиеся с нашей необъятной Родиной, никого не оставляют непричастными. И только поэт их может донести прямо в душу — как тогда, его прадед, полтора века назад.
ОДЕССКАЯ ХАТЫНЬ Восторженно жгут янычары славян. Гуляет у моря огонь холокоста. И в парке ночами — не майский туман, А взорванных туч дымовая короста…
Я знаю, ты тоже из этой страны, Ты тоже спешил торопливо в Европу. Какие теперь тебя мучают сны? В какие ты веришь теперь гороскопы?
Ты тоже жуешь вечерами полынь, Когда над кварталами небо темнеет, И в руки Господни восходит Хатынь Из выбитых стекол Приморской Помпеи?
В стыковые моменты истории чувства человека обостряются: одно дело чувствовать одиночество, сидя на диване, а другое — когда рвутся бомбы. Ты беспомощен, но начинаешь ценить самые простые вещи, жизнь становится контрастной, но оттого все внутренние противоречия и настоящие ценности становятся очевидными. Замирает внутренний бег.
Его слова пронзительны, а когда он читал эти строки, я ежился, уменьшаясь в размерах, силясь спрятаться в свое полупальто. И сразу вспомнился Блок:
Гуляет ветер, порхает снег. Идут двенадцать человек…Персонажи и время — другие, драма — та же.
«Прошлой весной ко мне пришло острое понимание того, что я ценю город, где я вырос и живу. Для меня слова "Крым — наш!" звучали по-другому. Наш — потому что мы живем здесь, на этой земле, в Севастополе», — голос Тихона зазвучал громче, чем вспугнул многочисленных голубей на набережной.
Бесконечный источник его творчества — сама жизнь, такая непростая, иногда болючая, всегда разная и никогда не бывающая скучной. Научившись радоваться простым вещам и принимать жизнь во всех ее проявлениях, как ветхозаветный Иов, когда ему ответил Бог на его стенания «Взгляни на небо и смотри; воззри на облака, они выше тебя», становится легче и понятнее.
— Мне нравятся слова Бродского на этот счет: «Но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность».
— Благодарность кому и чему?
— Провидению, Богу, обстоятельствам, людям. И это не магометанская покорность, это принятие реальности. В каждом событии есть источник для понимания и внутреннего роста.
«Я принимаю все, что приходит, и не отказываюсь от этого. Вдохновение для жизни я черпаю в каждом ее дне. Даже если что-то мне кажется поначалу непонятным», — свою мысль Тихон продолжает строками Александра Башлачева.
Острые слова, понятные любому человеку:
Отпусти мне грехи! Я не помню молитв. Если хочешь — стихами грехи замолю. Но объясни — я люблю, оттого что болит, Или это болит, оттого что люблю?
Огню в глазах Тихона Синицына позавидовал бы сам Прометей, а рваные движения выдают в нем истового жизнелюба. Первые его строки в 17 лет актуальны и сегодня. Тогда он нес жука-оленя в прозрачной стеклянной банке своему другу, упавшему с абрикосового дерева и вынужденно «отдыхавшему» в больнице:
Скребется шумно целый день
В прозрачной банке жук-олень.
Он трется лапкой о стекло
И нюхает сирень.
Я отнесу «оленя» в лес,
Где горной речки слышен плеск,
Где тихо и светло.
Жук будет в трещине коры
Дремать под стайкой мошкары.
И, может быть, потом
Мне принесет дубовый лист,
Который влажен и бугрист, —
В открытое окно.
Жизнь — отражение наших мыслей. И вместо Драмы там может отразиться Счастье.