«Мне надо с тобой говорить». Крымский психолог о любви и импотентах

Психологом я стала после сорока. Когда я пошла учиться, мне было 42. У меня за плечами был спорт, высшее образование тренера, большой послужной список и три неудачных брака. Последний развод и стал стимулом заняться чем-то новым: нужно было начинать жизнь заново и доказать себе, что я могу. Тем более, что иначе было никак: я уходила от мужа в никуда — без работы и денег.

В прошлых профессиях я себя уже не видела: как только я в чем-то добиваюсь успеха, мне это становится неинтересно. Поэтому я отбросила стереотипы, мол, «в таком возрасте поздно что-то менять», и задумалась, чем бы могла заниматься с удовольствием.

Я всегда любила разговаривать и помогать людям, читала много литературы по психологии, а кроме того, к тому моменту у меня накопился ворох личных проблем, в которых хотелось разобраться. В психологию часто идут люди с небольшими проблемами: трудно кого-то вылечить, не пройдя этот путь самому. Как говорится, «пациент отличается от психотерапевта лишь степенью выраженности невроза». Это как в тюрьмах: надзиратели находятся почти на той же ступени, что и зеки — по сути, все они вместе сидят в тюрьме. Также и в психологии.

На первую работу я устроилась раньше, чем окончила учебу. Мне улыбнулась удача: в городе только-только открылся медцентр с кабинетом психолога. Как специалист я была еще так себе, но из всех, кто пришел устраиваться на работу, выбрали меня.

Как-то так получилось, что я всегда хорошо чувствовала людей, и поэтому видела те проблемы, которые они сами не замечали. Но когда я давала советы близким, ко мне не сильно прислушивались. Для своих я была «Светкой» — дочкой, подружкой, матерью. Совсем другое дело, когда у тебя корочка и именной кабинет. Это такой эффект плацебо: когда человек приходит в медцентр и платит деньги, он уверен, что ему помогут. И чем больше он заплатил, тем больше он в этом уверен. Это было приятно: я с самого начала мечтала, что буду работать, сидя в белом халате в просторном кабинете, и говорить с людьми. Сначала так оно и было — клиенты приходили, слушали меня и ловили каждое слово. Но вскоре мои мечты разрушились.

Большой минус этой профессии — то, что большинство пациентов ведут себя как озлобленные идиоты, которые не готовы лечиться и не хотят любить. Они приходят, жалуются на жизнь, но не готовы менять свое отношение к ней и к другим людям, поэтому им невозможно помочь. Это стало первым разочарованием.

Еще один минус в том, что мы лечим только следствие, а не причину. Психология — чистая наука, она изучает мозг, работу нейронов, о душе тут речи не идет. А я уверена, что наука — только одна из граней мироздания, она не дает полной картины. Мы состоим из сложных вещей, так что лечить человека, отрицая душу — это как латать дыры.

К психологу обращаются, в основном, женщины, мужчины считают это унизительным. Да и те посещают пару сеансов и бросают: услуги психолога все-таки бьют по кошельку. Круг проблем у женщин стандартный —  мужья, дети. Мужчин волнуют работа и деньги. Но они не идут с этим к психологу. Разок выплакаться приходят те, у кого ни денег, ни стержня их заработать.

Один случай мне особенно запомнился. Позвонил парень, сказал, что стесняется приходить. Мол, «у меня проблема — не умею знакомиться с девушками, даже по Интернету не получается, все динамят». Я сказала: «Хорошо, давайте с вами работать». А он мне: «Нет, вы не поняли. Я бы хотел, чтобы вы пришли ко мне домой и мы вместе писали девушкам. Буду оплачивать каждый час, пока вы со мной сидите». Тогда я ему говорю: «Как ты себе это представляешь? А когда ты на свидание пойдешь, я буду под столом сидеть? Где я должна быть, как до секса дойдет, чтобы девушке понравилось, я даже не знаю». Терять клиента не хотелось, но к нему, я, конечно, не пошла. Нужно было работать над проблемой, а не звать психолога писать девушкам, но он этого так и не понял.

Большинство людей живут стереотипно, и нужно им одно и то же: новый диван, холодильник, мужчина, женщина. За смыслом жизни обычно не приходят, потому что для этого нужно определенное количество знаний, которое делает тебя умным, но не настолько, чтобы избавиться от депрессии без помощи специалиста. Поэтому большинство проблем моих пациентов — от глупости.

Но бывают исключения. Я перестала работать психологом после одного такого случая.

Позвонил мужчина, у него погиб сын. Это только-только случилось, и мать нуждалась в помощи. Я не могла найти слов утешения, даже будучи специалистом, и честно сказала, что в данную минуту можно только выпить водки, чтобы хоть немного унять боль. Это ужасная вещь, и я, как мать, не представляла, как с ней можно справиться. Сказала, что не приеду. Тогда он начал кричать, грозить, что меня уволят. Я понимала, что у него горе — пусть выкричится. На следующий день мне и в самом деле сказали, что меня увольняют, но мне было уже все равно — я уже сама себя «уволила».

Как психологу дистанцироваться от чужих проблем? Никак. Если я не погружаюсь в процесс, мне не интересно, и никаких денег не надо. Но когда ты долго работаешь с пациентами, вы неизбежно сближаетесь, и люди начинают влюбляться, посвящать стихи, набиваться в любовники. Поэтому надо уметь «обрубать хвосты».

Ходил ко мне на курсы один татарин лет двадцати: пас овец где-то у себя на родине, при этом заочно учился на юрфаке, читал Достоевского — сообразительный парень. Его забрали в армию, и он год меня преследовал. Звонил по телефону, говорил: «Мне нужно с тобой разговаривать», звал замуж. Я ему отвечала: «Да я тебя на целую жизнь старше», а он говорил, что ему все равно. Когда вернулся из армии, я подговорила менеджеров соврать, что уволилась: татарин ведь, кровь горячая. Он мне как-то говорил, что всех русских уничтожит. Я тогда спросила: «А как же я?». Он ответил: «Будешь со мной говорить, останешься в живых».

Такие истории происходят постоянно. Влюбляются даже девочки. Но тут надо понимать, что это не любовь, а фанатизм, поэтому чувства пациентов я научилась не принимать близко к сердцу. Любовь — это когда человек готов отдавать эмоции, а клиенты хотят только их получать. Они как фанаты: готовы раздербанить тебя на части, лишь бы оставить себе кусочек. Так что приходится подговаривать коллег, выдумывать ревнивых мужей, поездки, командировки. Лучше всего работает простое «уехала».

К каждому пациенту нужен свой подход. Но, в основном, это происходит так: ты слушаешь, задаешь наводящие вопросы и пытаешься понять корень проблемы. Чутье очень важно, но одной интуиции тут мало. Помимо ощущений, у психолога есть наработки, схемы — как в любой науке. Талант может быть от природы, но ограненный алмаз всегда лучше.

Если проблема распространенная, ты сразу понимаешь, о чем речь. Например, муж импотент или алкоголик. В большинстве случаев могу сразу сказать, что в этом виновата первая женщина — мать, которая подавляла мужчину, а жена ведет себя также. Это не аксиома, но обычно при сильной жене мужчина либо пьет, либо отказывается от секса, потому что со «второй матерью» спать не может.

Но, несмотря на это, лично в моей работе творчества все-таки больше. Когда я стала преподавать психологию, я поняла, что мне это гораздо ближе. Работа в группе — более благодатная почва, чем разговоры тет-а-тет, потому что обмен с обеих сторон. Для меня преподавание — это действо: я творю, отдаю энергию, и люди отвечают мне тем же. С учениками мы проводим от двух до пяти месяцев вместе, люди постепенно открываются, доверяются тебе, делятся проблемами.

На курсы приходят люди ищущие, готовые к переменам, поэтому я могу им помочь, и часто слышу: «Вы изменили мою жизнь».

Эта работа дала мне уверенность, что я востребована и могу помогать людям. Пока я работала, я смотрела на мир взглядом счастливого ребенка. Но оглядываясь назад, я не жалею, что оставила частную практику: помогать людям можно и вне кабинета психолога.