Отправляемся в Уч-Кош — ущелье трех гор. На маршрутке номер 3 от Ялтинского автовокзала едем в Массандру и выходим на конечной. Огибая винзавод и минуя улицу винодела Егорова, выходим на обширную поляну в окаймлении вековечных исполинских сосен.
Перед нами — ущелье Уч-Кош. Еще в XIX веке здесь хотели пробить тоннель и провести по нему железную дорогу. К счастью, этот план не был реализован. Слева видны дома живописного поселка Васильевка, выросшего на месте греческого поселения Ай-Василь — сейчас это район Ялты. В конце февраля склоны вокруг поселка тонут в белом облаке цветущего миндаля и алычи.
Поднимаемся по заповедным лесам крымской сосны. Даже в ненастную погоду под сенью этих мачт тихо и покойно. И только на задворках подсознания волнуется и бьется что-то тревожное, приходящее из глубин прошлого всего человечества. Это заблудился в верхушках сосен ветер, издавая навевающий животную тревогу низкочастотный шум. Так и чудится: вот-вот выскочит из-за поворота саблезубый тигр или пробежит вдалеке исполинский большерогий олень. А то вдруг слышится, как шевелится в кустах доисторический пещерный медведь.
Весной и осенью глаз радует веселенький подлесок кустов скумпии. Пушистые розовые комки соцветий напоминают клубы сладкой ваты, а горящие багрянцем ноябрьские листья похожи на сверкающие на солнце фалеры — награды римских центурионов.
Здесь хорошо просто помолчать, перевести дух, надышаться смолистым воздухом, зачерпнуть из ручья вкуснейшей родниковой воды. В начале нулевых в ущелье снимали приключенческие фильмы. Над каменистым руслом реки в каньоне располагался подвесной мост, который постепенно разобрали. Долгое время через дно ущелья были перекинуты могучие металлические тросы, служившие основанием для деревянного настила моста, но потом исчезли и они. В каньоне Уч-Коша нередко организуют конные прогулки из соседней Васильевки. Случается, проносятся на спортивных мотоциклах любители горного экстрима.
Крымский сосновый лес — очень уязвим. Из-за неосторожных туристов, оставляющих в лесу костры и битое стекло здесь нередко возникают пожары. Тушат пылающий лес всем миром: сбегаются жители Васильевки и Массандры, съезжаются помощники со всей большой Ялты.
Слоистые надрезы гор, словно исполинские ломти лазаньи, нависают над тропою. По обрывистым уступам подниматься довольно сложно, но метровая труба ялтинского водозабора упрямо лезет вверх по скалам. В ее жерло стекаются со склонов родники — вода не иссякает даже в самые жаркие месяцы, когда текущая по ущелью речка исчезает, кажется, без следа. Для гуляющих по ущелью туристов труба — как проторенная дорога. Ступаешь по обжигающе холодной — зимой, или приятно-прохладной — летом, поверхности и представляешь себя античным героем, победившим исполинского змея.
А когда над Уч-Кошем растут облака
лес блестящей эмалью застелен.
В виноградниках жарких
ночует тоска,
а в душе просыпается эллин…
То ли музыка плачет в дверном косяке,
То ли август допит без остатка.
Мы с тобою от осени
на волоске.
Видишь ласточку?
— Это касатка…
Зимой струящаяся по дну речка радует путника прозрачной талой водой. Со склонов яйлы она собирается тонкими струйками — капля по капле, проходит сквозь крымский карст, показывается на поверхности многочисленных впадающих в ущелье овражков, и уже оформившимся потоком впадает в ялтинскую речку Дерекойку. В ручьх Уч-Коша обитают редкие пресноводные крабы.
Живописное ущелье не уступает по красоте более известному Большому каньону Крыма. Таинственную притягательность этого места оценили русские художники, выходившие на пленэр в эти девственные и манящие места. Здесь Исаак Левитан написал этюд «Крым. В горах». А Федор Васильев создавал свои прозрачные, почти неосязаемые, как мимолетное впечатление, сепии.
В сырой теснине ущелья Уч-Кош обретается долгожданная радость уединения. Среди обветренных круглых валунов скользят струи ледяной воды. После дождей и таяния редкого снега кое-где собираются прозрачные ванночки, в которых можно совершить бодрящее и омолаживающее омовение. В прохладных расщелинах — буйное сплетение аборигенных лиан: плюща, ломоноса и ежевики. Тишину нарушает суматошно вылетающий из густых зарослей черный дрозд.
Горсть сквозной паутины,
Дым, из речки глоток напоследок.
Ветер, след парафина,
Треск рассыпчатых тлеющих веток.
Не печалься. Да что там?
Слово «грусть» здесь скорее комично.
Жизнь сроднилась с полетом —
Над ущельем, страной ежевичной.
Чем выше поднимаемся, тем более диким становится лес. В многозначительном молчании покоятся реликтовые заросли ягодного тиса. Попадаются одиночные деревья дикой рябины.
Весной на этих прохладных, спасающих от напористой майской жары склонах цветут дикие крымские пионы. А в верховьях Уч-Коша в ту пору, когда у моря уже отцветает сирень, можно встретить только проклюнувшиеся подснежники и наивные, нежные примулы. В низинах лиловыми мазками мелькают фиалки и черные щетки подгнившего хвоща.
По склонам горы Лапата поднимаемся на Ялтинскую яйлу. Когда-то здесь, на вершине, стояла высокая ржавая вышка, с который открывался захватывающий вид на благодатный ялос — волшебный берег ялтинской котловины. Но сейчас от нее остался только фундамент и воспоминания — лет десять назад вышку спилили и сдали на металлом.
В уединении этих мест можно встретить грациозных, похожих на антилоп крымских косуль. Таких беззащитных, изящных, молчаливо-немых, подобно птице ускользающих среди каменистых расщелин. Каково же бывает удивление неопытного туриста, впервые узнающего, что именно самцы косуль лаяли у палатки ночь напролет.
Изредка кружат над головою внимательного, чуткого и тихого путника исполинские краснокнижные сипы и грифы. Выходит из зарослей благородный олень. Мелькают по кустам суетливые зайцы. Любопытно выглядывает в излучине тропы мордочка крымской горной лисицы.
Сфотографировать живого оленя не удалось, но находка говорит сама за себя
В ущелье рыщут стаи одичавших собак, занявших здесь нишу волков. Ночью бывают и курьезные встречи: вдруг видишь на уступе скал зеленые огоньки немигающих глаз. Сколько их? Десять? Двадцать? Нападут и сожрут — одни кости останутся. И вдруг свет робкого фонарика очерчивает в непроглядной мгле тупые морды диких козлов. От сердца отлегло: схватка с волко-собаками сегодня отменяется.
Ночью, если погода ясная, с этих склонов открывается невероятный вид на огни большой Ялты. Вот как поэтично писал о ночном городе Паустовский: «Ялта стремительно мигала огнями, как это всегда бывает в такие ветреные, бурные, шумливые, сырые, ненастные штормовые ночи. Море ревело, и первобытный хаос ударял, как прибой, рядом с нами в берега и уходил обратно, в клубящийся мрак».
Посмотрите на эти облака над Уч-Кошем. Они напоминают мыслящий океан Солярис — такой, каким его видел создатель советского фильма Андрей Тарковский. Весной одинокому путнику нужно быть внимательным: под напором горячего южного солнца с приходом тепла поднимаются от морской глади вверх, к яйле, топкие языки тумана.
Он заволакивает дорогу, растворяет очертания склонов, погружает мир в первородную ватную мглу. В этой небыли легко заблудится, перепутать склон с обрывом и упасть в неумолимую пропасть. Опасны и карстовые щели, где можно сломать ногу.
У каждого пупыря, вершинки и хребтика есть на яйле свое название. Глаз улавливает знакомые очертания — и ты, как заправский хиромант, радуешься этим рисункам. Будто бы от этого ритуала узнавания зависит что-то в твоей судьбе — судьбе случайно оказавшегося на яйле путника. На языке вертится клокочущий суржик греческих и тюркских названий: Таракташ, Уч-Кош, Ставри-Кая, Демир-Капу, Кемаль-Эгерек.
Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.
Здесь время не спешит, здесь собирают дети
Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.
Николай Заболоцкий
И обязательно нужно прогуляться над Ялтой по Боткинской тропе, в окрестностях Учан-Су. Она начинается у Поляны Сказок: поднимаемся вверх по маркированным указателям. Позади остаются знакомые с детства деревянные истуканы и ялтинский зоопарк, судьба которого сейчас решается.
На этих склонах, в сени влажных южнобережных ущелий встречается редкий крымский папоротник — венерин волос. В мае цветет на скалистых осыпях, едва прикрытых жиденькой травой дикие тюльпаны. А зимой в сосновой хвое скрываются миниатюрные красные бусинки иглицы подъязычной — краснокнижного растения.
Идем к монументальному «шпилю» Ставри-Кая, что в переводу с греко-тюркского означает «крестовая скала». На вершине, высота которой более 600 метров над уровнем моря, действительно возвышается крест.
Узкая, извивающаяся линия: с одной стороны — скалы, с другой — пропасть. Словно врата в неведомый мир, претворяют выход на яйлу рассеченные вековым течением вод склоны Таракташа, поросшие раскидистыми древовидными можжевельниками и тисами. Выходим к верховьям водопада Учан-Су. Пейзажи здесь напоминают экспозицию вестернов — фильмов о жизни индейцев и приключениях неутомимых покорителей Дикого Запада.
В переводе с тюркского название водопада звучит как «летящая вода». Нитка его делится на два яруса, между которыми более века назад была установлена скульптура орла с раскрытыми крыльями. Высота водопада — 98 метров. Он считается самым высоким в регионе.
Со сменой времен года водопад меняет характер. К весне на яйле начинают таять снега, и Учан-Су становится полноводным. Летом воды в нем пересыхают, и он превращается, как говорят местные, в «водокап». Во время неистовых осенних штормов с самой набережной виден невероятный, низвергающийся в пропасть бурлящий поток. А в нетипичные для Крыма десятиградусные морозы жидкие струи превращаются в стометровые сосульки.
Внизу копошатся ленивые туристы, рассеянно осматривающие окрестности из окон своего автомобиля. Галдящие зазывалы наперебой предлагают зайти в одно из местных кафе и отведать выращенной в водах местных рек форели. И пока отдыхающие преодолевают пятьдесят метров, отделяющие парковку от смотровой площадки у подножья Учан-Су, бойкие торговцы сувенирами и фотографы умудряются облегчить их кошельки еще на несколько сотен.
Подходишь к кромке скал и смотришь вниз. С высоты вся эта суета кажется пустой и мелочной. Впереди море — это вечность, позади горы — это опыт, вверху звенящая прозрачность недосягаемой выпуклости неба — это надежда, а под ногами твердая и такая родная крымская земля — это уверенность. Стоишь над обрывом во влажном мареве брызг, глотаешь жадно ртом воздух и думаешь, что вся жизнь твоя — еще впереди. И радости в ней несоизмеримо больше, чем печали.
Внимая собственному вою,
С недосягаемых высот
Висит над самой головою
Громада падающих вод.
И веет влажная прохлада
Вокруг нее, и каждый куст,
Обрызган пылью водопада,
Смеется тысячами уст.
Николай Заболоцкий
Как добраться: Из Севастополя в Ялту — на рейсовом автобусе. Дальше — по описанию в тексте. Гулять по этим тропам лучше не летом, а в межсезонье. В курортном ажиотаже в Уч-Кош можно и не попасть: территорию водозабора ревностно охраняют лесники.
Фото: Тихон Синицын, Максим Стефанович.