Тон на Хрусталке восьмидесятых задавали «морзаводовцы» — рабочая молодежь Севастопольского морзавода имени Орджоникидзе, что на Корабелке. Это была официальная (легальная) шпана нашего города, тупиковый и безысходный рабочий класс, а потому им было позволено больше, чем другим. Например, позволялось немножко хулиганить. И они с удовольствием это делали на Хрусталке. Хулиганство это не было уголовным или антисоциальным. Скорее, оно походило на общепризнанную игру и являлось неотъемлемой частью городских традиций. Я помню четыре основные игры на Хрусталке, в которые играли дети, подростки, морзаводовская молодежь и даже некоторые вполне взрослые люди из местных.
«Заглуши шляпу»
Ходили по Хрусталке такие чопорные дамы в широкополых шляпах. Вид у них был такой, словно в мире все создано исключительно для них, а их шляпы — и есть главная достопримечательность Севастополя. Ну, как такую не обрызгать?
Морзаводовцы собирались на бетонке возле железных трапов, по которым эти дамочки спускались в море, и начинали их «глушить» прыжками в воду: цель — максимально захлестнуть дам водой. Высший пилотаж — сбить ударом волны шляпу.
Время от времени случались инциденты. Происходило это, когда шляпу удавалось потопить. «Да сколько можно это терпеть? Они портят нам весь отдых. Безобразие! Где милиция? Позовите наряд!». Приходил дежурный милиционер возрастом чуть постарше нарушителей и «арестовывал» главного виновника. Все это выглядело очень комично. Дежурный отводил нарушителя прямо в трусах в маленькую деревянную будочку на углу пляжа, сажал внутрь на табуретку и перегораживал вход в будку деревянной шваброй. Дамочка стояла тут же.
— Сейчас мы с вами проедем в участок и составим протокол, —- пугал дежурный. — А может, как-то без протокола? — пугалась дамочка. — Без протокола нельзя. Вас обрызгали? Обрызгали! Вон у вас даже капельки на лице остались. Напишем письмо на предприятие. Нарушителя на профком вызовут, премии лишат. Верно я говорю, Мамонтов?Мамонтов сидел, понурив голову.
— Ой, отпустите его. Он уже раскаялся, он больше не будет. Я за него ручаюсь, — тараторила дамочка. — Не будешь, Мамонтов? — спрашивал милиционер у нарушителя. — Ладно, Мамонтов. Уж больно заступники у тебя напористые. Еще раз такое вытворишь, сообщим на предприятие. Тебе понятно?Сержант снимал с прохода швабру.
— Иди.После этого нарушитель медленно вставал и, «весь такой обиженный», брел к поджидавшим его ребятам.
Игра эта происходила каждый погожий летний день, а правонарушителя «арестовывали» и сажали в будку примерно раз в неделю.
Смысл этой игры я понял только сейчас: общество «играло» в единую семью. Социальные отношения между людьми чем-то напоминали родственные. И мелких хулиганов общество просто «ставило в угол», не лишая их социальных прав и материальных благ.
«Обдури бабку»«Бабками» на пляжах Севастополя называли женщин, продающих билеты на деревянные топчаны для пляжного отдыха. Причем, возраст был неважен; «бабка» — это должность. Средний возраст «бабки» — пятьдесят, но были и тридцатилетние. Ходили «бабки» по пляжу в белых халатах с красными повязками на рукаве и в огромных соломенных шляпах, защищавших лицо от солнца.
В игру «обдури бабку» играли все без исключения пацаны и девчонки, пришедшие на пляж без родителей, и многие взрослые из местных, ибо какой смысл платить 20 копеек за топчан, когда можно отдохнуть и на халяву.
«Бабки» неспеша ходили по пляжу, тыкали мелом в пятки возлегающим на топчанах, продавали им талоны и ставили мелом на углу топчана знак оплаты — особую загогулину.
Игра имела несколько вариантов.
Вариант 1: «А за что здесь платить?»
Отдыхающий, которого застигали врасплох лежащим на топчане, начинал возмущаться: «А за что здесь у вас платить? Море грязное, пиво теплое. Да, и вообще ветер сегодня».
Чаще всего такие клиенты все же платили, и, получив талончик, наклевали его себе на нос для защиты от солнца. Этот стиль общения выбирали, как правило, командировочные.
Вариант номер 2: «А мы уже платили».
— Оплачивайте топчан. — А мы уже платили. — Покажите талон.Отмазки: «Он улетел, но я платил», «Сестренка унесла», «Товарищ с кошельком за пивом ушел» и т.д.
«Бабки» в этих случаях вели себя по-разному. Если люди с виду были приличные, их на время оставляли в покое. Если это были дети или подростки, их прогоняли. Впрочем, прогоняли тоже условно, скорее, для галочки, чем по сути. Дети перебегали и ложились на другие свободные топчаны и лежали там до тех пор, пока не прогреются на солнышке после моря.
Удивительным было то, что самых хулиганистых пацанов, как правило, не трогали вообще. У них была неписанная привилегия — сидеть на свободных топчанах бесплатно. Но надо отдать должное, много топчанов они не занимали. Большая компания из десяти — двенадцати человек умещались на двух топчанах, кто-то ложился, остальные усаживались на краюшки и дрожали все вместе от холода, пока не обсохнут, запуская сигарету по кругу.
Вобщем, платили за топчаны только те, с кого реально можно было взять деньги. На остальных смотрели «сквозь пальцы».
И в этом тоже была своя определенная социальная стратегия. Я называю ее стратегией добровольной жертвы. Можешь и хочешь — плати. Не можешь или не хочешь — не плати. Никто тебя за это серьезно наказывать не будет. Оплата за топчаны — это форма добровольного взноса за летнее море. Именно добровольного, а не принудительного. И это был своеобразный скрытый налог на приезжих, ибо приезжий всегда с деньгами, не заплатить ему в чужом городе должно быть стыдно. И он платил. А у местных — «проездной».
«Прыгни с бетонки»
Это было настоящее шоу. Пляжный цирк рабочей молодежи. Смесь клоунады и акробатики.
Суть этого шоу состояла в массовых прыжках в воду с бетонки.
Прыжки были коллективные, парные, с разбегу, с места. Бомбой, Колдыбой, Топориком, Бабкой-партизанкой, Слепой Акулиной, Тазиком и, конечно же, Козликом.
Начиналось все с того, что кто-то «грел воду» (прыгал первым), а остальные «держали пену» — прыгали в одно и то же место друг за дружкой, формируя кипящий котел из тел и брызг.
Потом прыгали попарно — первый прыгал козликом, а второй его «глушил» бомбочкой или унитазиком.
Затем начинались массовые прыжки в воду — сразу человек по пятнадцать. Разбегались и, оттолкнувишь от бетонки, летели в вводу, изображая всякие нелепые фигуры. Кто-то дрыгал ругами и ногами. Кто-то изображал унитаз, топор или какого-то мифического персонажа, типа Бабки-партизанки.
Завершались прыжки какой-нибудь клоунской выходкой. Например, последний из прыгающих фальшивым голосом орал: «Шухер, я слепая Акулина» и, закрывая глаза, врастопырку прыгал в общую кучу-малу друзей-товарищей, которые пытались от него увернуться, неистово колотя руками по воде.
Иногда кто-то кричал: «Я безмозглый Меллер» — и тоже прыгал в центр кучы-малы. Откуда взялась эта фамилия, толком не знал никто.
«Скинь девчонку»Клоунада часто сопровождалась переодеванием.
С ребятами на пляж приходили дворовые девчонки — чьи-то сестренки, подруги, соседки. У них ребята «воровали» платья, напяливали на себя и, кривляясь, прыгали воду. Девчонки делали вид, что они возмущены и даже пытались лупить своих «обидчиков», но громкий ор и счастливый визг выдавал их истинное настроение. Завязывалась легкая безобидная драка, которая заканчивалась тем, что наиболее активную девчонку ловили, хватали за руки и ноги, и на раз-два-три сбрасывали в море.
Вообще-то севастопольскую девчонку-подростка в воду было скинуть достаточно трудно. Девчонки-морзаводовки были сбитые, сильные и очень верткие. Поймать ее можно было только втроем — вчетвером. Но на этом проблемы не кончались. Пойманная, она начинала так сильно упираться и выкручиваться, что, случалась, скидывала в воду кого-нибудь из ловивших ее ребят. А потом сама бросалась ласточкой в морскую пучину — свободная и непокорная.
Этот редкий девчачий шанс всех побороть, обмануть, нырнуть и уплыть от преследователей делал игрища захватывающими.
На Хрустальном прыгают и сегодня. Сбрасывают девчонок и «глушат» чопорных женщин с прическами. Но прыгают уже не так. И глушат без прежнего идейного размаха. Развалился Союз, и морзаводовская субкультура вместе со знаменитым заводом стала растворяться в прошлом. Что-то от старого, конечно же, осталось, но вопрос в масштабе. Остались какие-то отдельные трюки, остались подражатели, но Великий морзаводовский водный цирк исчез навсегда. Исчез одновременно с легендарным парусником «Баркентина», прогулочным катамараном «Ахтиар», очками-капельками и женскими косынками с прозрачными козырьками, модными в восьмидесятых.
На смену морзаводовскому раздолью пришли новые коммерческие реалии — на Хрусталке появились клубы, рестораны и глянцевые витрины, рассчитанным на обывателя с доходом. Именно для него, обывателя, была написана песня про «шашлычок под коньячок», развешены мигающие гирлянды, высвечивающие названия типа «Фортуна», «Престиж» или «Пегас» и выставлены на тротуар дешевые пластмассовые колонки с плохими сабвуферами.
Новую трендовую субкультуру Севастополь создать так и смог.