Десять лет назад этот чудом сохранившейся кусок степи на отшибе камышовской промзоны был прибежищем собачников, подростков, бомжей и местных алкоголиков. Огромный пустырь, простирающийся от кемпингов Омеги до забора морского порта, был свободен от застройки — если не считать неухоженного дачного массива и нескольких трехэтажных домов. Он оживал лишь летом, когда одинокие отдыхающие понуро брели по узким пыльным тропинкам от остановки транспорта до Солдатского пляжа. В тиши и одиночестве томились под южным солнцем античные усадьбы и древняя дорога — памятники греческой колонизации на Гераклейском полуострове.
Застройка подбирается к античной усадьбе
Теперь дома стоят здесь так плотно, что начинаешь сомневаться в самой возможности подобной застройки. Они громоздятся над степью частоколом — разных форм и размеров, этажности и отделки. А вокруг, словно муравьи, копошатся люди и машины.
По проекту между домами — зеленая зона с лавочками и песочницами
Я в самом центре элитного севастопольского гетто — микрорайоне Омега-2, включающем улицы Корчагина, Челнокова и проспект Античный. Здесь меня встречают экскурсоводы — местные жители Светлана и Сергей (имена изменены — авт.), несколько лет назад имевшие неосторожность купить «недвижимость у моря».
Вот заселенный дом. На окнах висят шторы, балконы завалены нехитрым скарбом, сурово смотрит на сущее курящая в форточку дама. А рядом — буквально в тридцати метрах — строится другой дом. И высоченный башенный кран, словно безумный, крутит стрелой над головами гуляющих во дворе жильцов.
— У «Консоли» стрела уже падала, — сходу удивляет меня Светлана. — Хорошо, никого не убила. А недавно у них на стройплощадке порвался шланг бетононасоса. И бетон вылился прямо на крыши припаркованных во дворе машин. Когда это случилось, то выбежали две женщины с ведрами и кинулись отмывать. Машины стоимостью в полквартиры отмывали грязной тряпкой.
Майская степь прекрасна. Среди буйно разросшихся маков, репейника и медуницы то тут, то там возвышаются курганы строительного мусора и грунтовые отвалы.
Бетонные плиты сложены прямо на античной дороге
Цветет чабрец, тонко пахнет можжевельником. Оставляем машину на импровизированной парковке — клочке земли, укатанном крупным, с кулак, щебнем. И отправляемся вглубь района.
В центре колодца многоэтажек — детская площадка. В трех метрах — трансформаторная будка. Соседний дом еще не сдан. От играющих детей его отделяют лишь несколько тщедушных, воткнутых в лысый газон кусков арматуры с привязанной к ним полиэтиленовой лентой.
Сразу за «оградой» — строительные вагончики. Они выглядят обжитыми: у дверей сушится растянутый старый свитер — то ли роба, то ли тряпка. Висит импровизированный умывальник, а рядом добавляет уюта горшок с цветком. Снуют туда-сюда рабочие. По двору резво проносится трактор, в ковше которого едет улыбающийся молодой парень.
От подстанции по воздуху брошен силовой кабель — на такой высоте, что его нетрудно достать даже ребенку. Тут же горы стройматериалов. Малыши мирно играются со тротуарной плиткой в пирамидку. Чуть поодаль компания постарше гоняет мяч. Еще один карапуз карабкается на кучу песка выше человеческого роста.
По земле вьется поземка. Морской бриз кружит в воздухе пушистую белую метель. У бордюров настоящие заносы из белых шариков. Пенопластовый снег.
Все дома в районе разные. Застройщики Севастополя лепят на уродливые фасады то малюсенькие кованые балкончики, то стекла в пол. Красят в яркие цвета. Никто из претендующих на «элиту» покупателей в наше время не хочет жить в лаконичной бетонной коробке, навевающей мысли о вечном «совке».
Но вскоре каждый обладатель вожделенных квадратных метров стремится переделать их по своему разумению: дорогие стеклопакеты, клетушки из газобетона, диссонирующие с белизной фасада кладки красного кирпича. От воров квартиры защищают разномастные решетки.
Кадр из фильма Кустурицы: балкон на втором этаже. За прутьями ограды — раздолбанный диван, накрытый потертым ковром. А по периметру владения охраняет кордон из колючей проволоки. Внизу — кресло в том же стиле. Как-то вдруг живо представилось: в косых лучах заката восседает на этом диване цыганский барон со своей свитой. В шубе до пят, с золотой цепью и перстнями.
Вокруг домов идут выложенные плиткой широкие дорожки. Но идти по ним совершенно невозможно: каждую минуту из-за угла показываются машины. «Мы не можем понять, — говорит Сергей. — дорога это или нет. Если это дорога, то где тротуар? Если тротуар, то где дорога?» Спасаясь от очередного внедорожника прыгаю на обочину, по щиколотку проваливаясь в пыль. В весеннюю распутицу все это превращается в непролазную грязь.
На углу дома плиточный проезд заканчивается. На земле надпись «Грузовой» и стрелка по направлению куда-то в степь, на грунтовку. На мой немой вопрос реагирует Сергей: «Здесь идет вся строительная техника. Естественно, колеса им никто не моет, несмотря на прямые указания губернатора. И в межсезонье вся грязь — у нас во дворах».
Низкое качество застройки видно невооруженным глазом: там отвалилась краска, обнажив неприглядный бетон, здесь под ногами звонко стучит плитка — точно скоро отвалится, тут внезапно обрывается ливневка.
«С ливневкой у нас отдельная история, — смеется Сергей. — В нашем доме бились больше года, чтобы нам трубы на газон вывели. Больше года ушло на то, чтобы продлить пластиковую трубу! А до этого все лилось прямо под фундамент, в щели отошедшей отмостки. Сырость, плесень — это же не вывести теперь».
Во время дождя вода не впитывается в почву полностью, бежит по дорогам, скапливается в низинах, образуя огромные лужи. Дренажной системы в микрорайоне тоже нет: «Вот здесь тротуар есть, — показывает рукой Сергей, — но его затапливает полностью. А рядом проезжают машины, которые тебя радостно всем этим обдают».
Единственная дорога, ведущая в микрорайон, построена в советские времена. На полотне - вездесущие ямы. У домов асфальт наполовину разрушен, будто гигантские зубы отгрызли кусок полотна.
К некоторым многоэтажкам можно подъехать только по ухабистой грунтовке. Исполинские провалы, способные в дождь обратиться в целое озеро, засыпаны грудами строительного мусора. В центре одного — бумажные мешки со смесью. Так и лежат, нераспакованные.
Зимой до остановки транспорта можно дойти только с пакетами на ногах. И то — по известным, многократно исхоженным степным тропинкам. Иначе есть риск завязнуть в топкой жиже и совсем лишиться обуви.
В одном месте новенький тротуар прерывается. Похоже, здесь недавно проводили земляные работы. «Здесь был взрыв газа, — говорит Сергей. — Подземный хлопок — вещь в принципе не опасная. Разрыли для подключения дома и порвали трубу. И зарыть ее не могли полгода. Вот на днях свершилось».
Рядом с дорогой — мусорная площадка. Сейчас она в неплохом санитарном состоянии, но несколько месяцев назад контейнеров было практически не видно из-за возвышающихся гор бытовых отходов.
— Помогла борьба с управляющей компанией, — продолжает рассказ Сергей. — Увезли свалку неделю назад. А до этого неделями мусор лежал и гнил, а во время дождя зловонная жижа текла прямо к нам во двор. Видите, тут небольшой уклончик?
— Да тут постоянно воняет, — кричит какой-то дед с лопатой в руках, копошащийся на импровизированной грядке. — Как ветер с моря подует, так вся вонь у нас в квартирах. На первом и втором этаже дышать нечем.
— О чем это он?
— Это он о коллекторе, — усмехается Сергей и ведет меня к очередной «достопримечательности». — Вот это — наша канализация. Рассчитанная на три дома, она обслуживает семь многоэтажек. На очереди — еще две. Узел находится ниже уровня городского коллектора, поэтому давление в нем нагнетают насосы. Ни труба, ни движки на такое количество фекалий не рассчитаны. И когда это все переполняется, то течет самотеком к морю, прямо вот под этот дом.
Действительно, рядом с коллектором совсем недавно возвели частное строение. Эркер дома стоит вплотную к плите, накрывающей канализационную систему. Весьма странное соседство.
— Чей это участок?
— Точно неизвестно, — отвечает Сергей. — Поговаривают, он принадлежит пенсионеру, бывшему военному прокурору. Когда дерьмо течет на его землю, он якобы сам звонит в «Парангон», и вопрос быстро решают. Самое ужасное, что эта система не введена в эксплуатацию и никогда не будет введена. За нее никто не отвечает, и если это все рванет — будет катастрофа.
Канализация плохо смонтирована и внутри домов. В подвалах из труб постоянно что-то капает.
— В квартирах постоянный душок, — подхватывает тему Светлана. — я уже устала объяснять людям, что у меня воняет не потому, что я грязнуля, а потому что застройщик — козел.
— А какие еще проблемы в вашем доме?
— Мы живем в скандальном доме «Консоли», — показывает женщина рукой в сторону «Динопарка». — В том самом проекте, где хотели построить семь домов, полностью уничтожив парк. Когда мы покупали квартиру, мы даже не знали о его существовании.
Еще при Украине местные жители подняли бучу и насмерть стали на защиту единственной зеленой зоны в микрорайоне. И парк удалось отстоять: вместо семи домов застройщик согласился возвести только три. На сегодняшний момент один из них сдан, другой — почти закончен.
А третий должны были построить на пустыре. Но выяснилось, что именно здесь проходит теплотрасса. И «Консоль» перенес строение в самое сердце парка — на место тридцатилетней кипарисовой аллеи. Ни документов на эту землю, ни разрешений на строительство у компании нет.
Стройплощадка «Консоли»: кран возвышается в непосредственной близости от жилого дома, через дырку в заборе на стройплощадку может пройти кто угодно. Здесь жильцам обещали детскую площадку, но за два года так и не сделали
«И в этом районе такой дом не один, — иронично заявляет Сергей. — У компании «Карбон» недавно получилось провести незаконную застройку: построить десятиэтажку на городской земле. Без каких-либо разрешительных документов. И ни одно надзорное ведомство этим фактом не заинтересовалось. Севстройнадзор уверяет, что без особой санкции Минэкономразвития сделать ничего нельзя».
— Светлана, вы довольны качеством домов «Консоли»?
— Конструкция дома и планировка — хорошие, — отвечает Светлана. — Но у нас течет крыша. Должен был быть техэтаж. Они решили сэкономить и сделали мягкую кровлю. Долгое время дом не принимался, в том числе из-за отсутствия техэтажа. И тогда «Консоль» поступила просто — поставил шатровую крышу. В итоге водостоки ливневки проходят не снаружи, а внутри дома. В непогоду вся вода оказывается у нас в квартирах. Мы сейчас подготовили претензию по акту обследования. Если не переделают — пойдем в суд.
Светлана рассказывает, что по проекту в их доме должны была быть котельная, расположенная на крыше. И подземный паркинг. Под него даже вырыли котлован, но потом засыпали — денег не хватило. И от дорогостоящей котельной отказались в пользу более дешевых индивидуальных котлов.
— Дом сдали осенью 2013, — поясняет женщина. — И мы сразу переехали. Полгода жили без воды. Два года не было газа и, соответственно, отопления.
— Сергей, Светлана, я хочу спросить вас: как получилось, что вы выбрали квартиры именно в этом районе? Вы же приезжие, я правильно понимаю?Вы здесь раньше не бывали?
— Я же говорю, — эмоционально восклицает Светлана. — На проекте все было совсем по-другому. Нам сказали, что это элитный микрорайон, недалеко от моря. Полностью обустроенный для жизни. Паркинг, котельная, вид на море... Квартиры стоили выше среднего, хотя и несколько дешевле, чем вторичка в Стрелецкой или у парка Победы. Мы с семьей переехали из другого города, спасаясь от монотонного ритма пятиэтажек. Знаете, такие старые дворы и «хрущевки» в ряд?
Здесь было море, простор, рядом античные памятники. Нам обещали исторический парк. А на деле все застроили. У меня из окна пока еще видно кусочек моря — вон туда, в сторону дачи командующего. Я по утрам встаю и смотрю на него (показывает руками сектор градусов в пятнадцать). И он дает мне силы жить.
— Неужели это так важно? Вот этот клочок синевы из окна. Мне, выросшей в Севастополе, наверное, не понять...
— Да, если этот вид застроят очередным домом, я готова сразу уехать отсюда. Или если мы потеряем Динопарк, эти кипарисы... Я в отчаянии! Отсюда надо бежать — подальше.
— Куда?
— На материк. В Россию. Там нет такого беспредела!
— А вы, Сергей? Вы не знали, не предполагали, что будет так?
— Я был здесь на этапе бетонных работ. Все выглядело добротно. По проекту у нашего дома — тоже поземный паркинг на 180 машин. Вместо вот этой десятиэтажки — открытый. В нижнем углу двора — детская площадка. Там, где сейчас парковка, обещали спортивный городок для взрослых. У соседнего дома не было двух подъездов. А потом все это появилось — то, чего вообще на плане района не было.
Для меня определяющей была близость к морю. И море здесь действительно близко. Я несколько раз в неделю бегаю на дикий пляж около бывшей зенитной стартовой площадки. Но уже ходят слухи, что эту землю застроит «Парангон».
— Море — это товар, — продолжает Светлана. — В высотках с видом, начиная с шестого этажа, цена за квадрат была на сто долларов выше. Люди платили. А потом море закрыли: напротив построили еще один дом — и тоже с видом. А затем еще один. Обидно, но в договоре-то вид не прописан.
По словам Светланы и Сергея, в холодное время года по вечерам район вымирает. Уличного освещения нет, а симпатичные светильники во дворах — не более чем декорация. Жители обращались в правительство с просьбой осветить хотя бы автомобильную дорогу — надоел вечный блэкаут. И получили предсказуемый ответ: денег нет.
Территория парка по ночам тоже тонет во мраке. За работы по обновлению уличного освещения городские чиновники запросили 400 тысяч. А нужно всего лишь протянуть 200 метров кабеля да заменить лампочки на 7 столбах. По самым крутым коммерческим расценкам выходит едва ли 80 тысяч. Но государственная монополия желает получить в пять раз больше.
Дворы больше похожи на парковки у супермаркета
Пойти в микрорайоне просто некуда: здесь нет ни спортзала, ни спортивной площадки. И даже бары и кафе не спешат появляться в новостройках Севастополя. Только ларек с бакалеей да пара продуктовых магазинов занимают цокольные этажи. Зато работают четыре пивнухи, предлагающие разливное круглосуточно.
— Это пить невозможно, — говорит Сергей. — Мы пару раз покупали здесь пиво. И потом было очень плохо.
— Несвежее?
— В одном магазине — да. Несвежее и невкусное. А в другом... Было когда-то пиво с димедролом. Так вот мне показалось, что это — нечто похожее. Выпил 200 грамм и… — мой собеседник закатывает глаза, изображая внезапно и неуместно расширившееся сознание. — Больше рисковать не стали.
Цокольные этажи облюбовали нелегалы. В помещениях, которые по закону не могут быть жилыми, ютятся семьи беженцев и строители.
— У нас живут в комнатах для консьержей, — рассказывает Светлана. — Сначала там поселился прораб, и это мы еще понимали. Потом туда поставили кровати, принесли плитку, стали готовить — просто жили там. А комната около 10 квадратов.
— А что за строители? Откуда они?
— Не знаю. Выглядят по разному: в начале украинцев было много, потом больше появилось татар, а вот в конце, когда мы уже серьезно начали действовать, это были люди ярко выраженной восточной внешности. Они не говорили по-русски. Выселили их только с помощью полиции и отдела по борьбе с экстремизмом.
— В нашем доме в цокольных этажах тоже живут, — вторит ей Сергей. — Мы делали запрос: хозяева этих помещений неизвестны. Но есть записанный разговор с представителем «Парангона» Олегом Николаенко, который откровенно сказал, что компания организует там хостелы для строителей. С утра они уходят на стройку, вечером приходят. Пивко пьют во дворе. Мы писали заявление в жилнадзор, но чиновники нарушений в упор не видят. И даже на фото, что мы им представляли.
— А что на фото?
— Мы через стекло сняли кровати, душ. Там кухня у них, машинка стиральная стоит...
— С подвалами понятно. Но кто живет в квартирах? Что за люди ваши соседи? Есть какой-то социальный портрет?
— Люди разные, — говорит Сергей. -—Квартиры покупали в основном приезжие из других городов. Есть и севастопольцы, пенсионеры, поменявшие свою вторичку где-нибудь на Остряках или Горпищенко на новостройку. Одна треть квартир — не заселена. И двери их, похоже, никогда не открывались: так и стоят в строительной пленке, и даже пыль на них никто не протирал.
— Многие покупали квартиры, чтобы сдавать, — дополняет рассказ Светлана, — и в них может быть все, что угодно. И пьянки, и наркоманы...
— Да, в нашем доме недавно одну квартиру штурмовали «маски-шоу», — поддерживает Сергей. — Вроде наркотики.
— И в нашем доме есть такая квартира. В спальном районе в каждом доме есть свой наркодилер. У нас все знают, где он живет и чем занимается.
Соседствующие с новостройками дачи и старые трехэтажные дома
Забор разделяет старую и новую застройку: так наивным покупателям бетонных ячеек в грязном гетто показывали, что они — элита
В микрорайоне нет ни школы, ни детского сада. В построенных в последние годы домах, по словам Сергея, около четырех тысяч квартир. То есть по самым грубым прикидкам здесь живет восемь тысяч человек. Но об инфраструктуре никто не заботится. Сергей Меняйло на встрече с жителями ответил, что у города на школы денег нет. И земли нет. А застройщики ситуацией пользуются:
— Учительница моей дочери приобрела здесь квартиру, — рассказывает Светлана, — и им менеджер при заключении договора предлагал накинуть к цене полторы тысячи долларов для строительства школы и детского сада.
— И что это был за застройщик?
— Ой, а я не спрашивала. Самое главное: в договоре об этом ни слова. Отдаешь деньги, а куда они потом пойдут — неизвестно. Может, на зарплату менеджера. Мои знакомые просто отказались платить.
Ближайший супермаркет или рынок — в пятнадцати минутах ходьбы. До остановки общественного транспорта — полкилометра по полю. Но топики 4 и 112 ходят редко, и по утрам опаздывающие на работу люди вынуждены идти на остановку «Почта» или «ул. Героев Сталинграда». Часть пути — по бездорожью.
— Застройщики относятся к нам, как к скоту, — с сожалением констатирует Сергей. — Ты можешь спать здесь, есть здесь и даже выпивать здесь - в своей квартире. Но просто жить ты права не имеешь — для этого нет никаких условий.
— Мне один из строителей «Консоли» на днях сказал: «Скажите спасибо, что мы вам такой красивый дом построили», — возмущенно жалуется Светлана. — За наши же деньги! А недавно полиция приезжала на вызов по поводу кипарисов. И тоже говорили: «Ну зачем вам этот парк? Пусть лучше дома построят, будет меньше наркоманов». Но это же даже статистически невозможно: чем больше в микрорайоне жителей, тем больше будет и зависимых — это факт.
— Мы устали жаловаться, — продолжает Сергей. — У наших активистов уже скопилась вот такая папка (показывает руками стопку толщиной 2-3 см — авт.) различных отписок. Чиновники словно не замечают нарушений. А застройщиков жалеют: они, мол благое дело делают — передают квартиры для ветеранов. Но ведь город эти квартиры получает не бесплатно, а покупает по фиксированным ценам. И вполне конкурентным.
— А с чем по вашему связано такое поведение? Коррупция?
— Наверное, не без этого, — предполагает Сергей. — Но это не главное. Они все здесь — временщики. Их прислали сюда наводить порядок, и они просто пережидают, когда можно будет снова отправиться домой. Им совсем не стыдно — никто ведь не плюнет на улице в лицо. И не жалко — это не их земля. Им все равно. И они медленно превращают Севастополь в город вранья.
Солнце движется к закату. Какофония болгарок и компрессоров сменяется размеренным колокольным звоном — это перезваниваются между собой маленькая часовня на набережной Андрея Первозванного и храм Святого Николая в Камышах. Становится прохладно, и молодые мамы выползают со своими отпрысками на остывающие детские площадки. Со стороны Динопарка доносится музыка и звук микрофона — начинается Ночь музеев.
Мы стоим и смотрим на море. Из-за разросшейся раковой опухоли новостроек разглядеть его невозможно. Мы просто знаем, что оно где-то там. И только свежий ветер напоминает о неповторимом духе свободы, обитавшем когда-то в этих местах.