Привет, с вами Говорящая голова, и я её жизнерадостный ведущий, Вадим Головин, бывший криминальный репортёр, а ныне частный сыщик. И сегодня у меня для вас порция отборных кладбищенских баек. Поехали!
Я на кладбищах бывал строго по служебной необходимости, а именно для съёмки репортажей. Что уж говорить, в каком-то смысле я даже работал на кладбище. Точнее, на местах бывших кладбищ. Дело в том, что телецентр «Останкино» построен на месте старинного захоронения. Это исторический факт. Такие же разговоры ходят и про Ленинградский телецентр. Довольно странное совпадение, да, не правда ли? Тогда подход к строительству вообще другой был, не то что сейчас: абы где не строили, в том числе и телецентры. Не знаю, может быть, Гостелерадио тогда пыталось вещать и в загробном мире, или, может, на кладбище всегда лучше. Этого мы уже не узнаем. Я застал другой период времени, когда на ящике показывали сплошную чернуху и всякие прочие скандалы, интриги, расследования.
После многих лет работы в криминальных новостях сбылась моя мечта: я открыл свою собственную программу. Это была такая короткая хроника городских происшествий. Поскольку я был руководителем программы, мне полагалось бывать на планёрках. Помню, как впервые я оказался на совещании с участием директора телеканала, главного редактора, акционеров и тому подобных персон, которых рядовые сотрудники часто и знать не знают.
Сидим мы, значит, за круглым столом, все с важными лицами, на меня смотрят, тут главный редактор (замечательный, кстати, был мужик, из числа старой репортёрской гвардии) начинает планёрку: «А начать я предлагаю, — говорит, — вот с этого молодого человека. Познакомьтесь, кто не знает: он руководит нашей новой криминальной программой и сейчас расскажет о том, что же мы сегодня будем интересненького показывать зрителям». Я начал что-то мямлить: «Сегодня в эфире у нас будет две аварии, три пожара…» Редактор сразу же меня оборвал. «Ну что это за хрень, а где нормальные новости, где самое интересное?» «Да есть, — говорю, — вот кое-что». — «Ну так валяйте, не надо скромничать». «Вот, — говорю, — история о том, как женщина шла рано утром с ночной смены, решила срезать путь через кладбище. Там её подстерёг маньяк. Было ещё темно и безлюдно. Он её затащил в склеп и прямо на могильной плите насиловал три часа, пока не рассвело. С первыми лучами солнца вот этот таинственный незнакомец исчез, прихватив с собой сотовый телефон жертвы». Повисло молчание, редактор так всех взглядом окинул. «И вы, — говорит, — это собираетесь показывать?» «Ну да, — отвечаю, — если вы не против, конечно». — «Так это же просто отличная история! Вот можете, когда хотите, можете! Героиня, кстати, у вас по картинке есть?» «Да нет, — говорю, — только склеп, и то фотография из уголовного дела, запись подозреваемого с уличной камеры наблюдения и комментарий от следака». «Так, — говорит, — ищите женщину, срочно, потом ведите в тот склеп, пусть сама всё расскажет и покажет». Я поручил всё это продюсеру «Любой ценой, — говорю, — ищи, иначе на следующую планёрку пойдёшь вместо меня унижаться».
Тогда я, наивный, ещё не подозревал, какую цену придётся мне заплатить за это репортаж. Продюсер мне говорит: мол, скорей давай езжай на место, сейчас туда женщина подойдёт. Ехать пришлось мне, поскольку на тот момент я ещё даже не набрал себе штат сотрудников. В итоге на кладбище я отыскал тот склеп и до прибытия героини решил набрать картинки. Включил камеру, полез внутрь склепа. Спустя какое-то время слышу шаги. Думал, пришла героиня, но послышался лязг навесного замка — и я понял: меня закрыли в склепе. Мне, знаете, сразу вспомнился фильм «Похороненный заживо», какой-то такой был фильм, где мужика хоронили, он потом из этой могилы выбирался и всем мстил. Там один и тот же, по-моему, сюжет был во всех частях. Ну, если я не прав, поправьте меня. Довольно, знаете ли, неприятно, вот, на месте этого человека оказаться. Кладбищенской охране влетело за тот случай с изнасилованием, поэтому ничего лучше, чем закрыть меня там, охранники не придумали. Ну и, естественно, вызвали милицию. Пока суд да дело, звонит мне главный редактор: «Ну что, — говорит, — вы где?» «В склепе», — говорю. «Какого чёрта! Вы уже здесь должны быть, эфир совсем скоро!» — «Да мне не выйти отсюда, меня закрыли тут охранники». — «Ну что, тогда давайте пишем вас по телефону».
Так я стал первым в редакции и, возможно, даже первым в мире репортёром, вышедшим в прямой эфир из склепа.
К нам в агентство обратилась женщина. Стандартная достаточно была задача: просила выяснить, где вечерами пропадает её любимая дочь. Ну, понятное дело: девочке девятнадцать лет, романтика, мальчики, первый секс. Вот последний пункт маму особенно беспокоил, что в общем-то правильно, в здравом понимании подросткового воспитания. Как раз у дочери появился молодой человек, кто такой — толком не ясно, так что мама переживала.
Мы отправили наружника следить за девочкой. Наружник — это специалист в области наружного наблюдения, который следит за объектами. В полиции и в спецслужбах такие люди есть. Ну, а по выходе на пенсию они продолжают свою карьеру уже в детективных агентствах. Так вот, отправили мы наружника следить. Он возвращается несколько озадаченный — ну, человек, опять же, немолодой, к такому, в общем-то, не привык, хотя разное повидал. «Ну, — говорю, — что тебя так взволновало?» «Плохи дела, — говорит, — начальник». — «Да что ж такое-то?» — «Расстроится сильно ваша клиентка, судите сами. Вечер первый: кавалер заезжает за девочкой на машине. Поцеловались, пообнимались, тронулись в путь-дорогу. Я за ними. Едут на окраину района, сворачивают на кладбище, паркуются, дальше она садится на парня, ну и пошло-поехало. Вечер второй — та же самая ситуация, вечер третий…» Я говорю: «Стоп, стоп, стоп, стоп! Что, — спрашиваю, — опять на кладбище, что ли?» — «Да, на кладбище. И очень так резво у них всё происходит, прямо любо-дорого посмотреть». «Так, интересно, — говорю, — придётся всё это теперь клиентке как-то пересказывать».
Разговор вышел эмоциональный. «Ну, всё шло по нарастающей: парень к ней, — говорю, — приезжает, целуются у подъезда в машине». «Ой, ай!» — ну, клиентка вздыхает. Ещё, знаете, женщина сама по себе такая интеллигентная, вот как специально. Видно, что и речь правильная, и держит себя так, с достоинством. «Так вот, — продолжаю я свой рассказ, — потом едут они в машине, приезжают на кладбище». — «Ой-ой, как, на кладбище, какое? Моя дочь! На кладбище! Вечером! С этим, с этим не пойми кем?!» «Да, — говорю, — там в машине они занимаются, кхм, сексом». — «Сексом?! Да этого просто не может быть!» «Фотографии смотреть будете?» — спрашиваю, а сам краснею, вообще пипец. Ну, тут нашей клиентке чуть плохо не стало. Ох, не люблю я такие моменты, вот, ну не люблю, ну… ну что поделаешь, нам платят за правду, какой бы горькой она ни была. «Но и это ещё не всё, — говорю, — сексом на кладбище они занимаются регулярно». — «К-как это, регулярно?» — «Ну то есть каждый вечер целенаправленно туда едут, и там у них, ну, всё происходит». Опустим, что называется, все сказанные слова, вздохи, крики. Работу свою мы выполнили на совесть, следующей задачей было выяснить, собственно, почему на кладбище: мест разных полным-полно.
Зайти решили через парня. Выловили его с местным участковым. «В армию, — спрашиваю, — идти не планируешь?» — «Нет-нет, я не годен, вот справки собираю». «А то смотри, — говорю, — можем тебе альтернативную службу организовать, будешь за погостами ухаживать, цветы сажать, раз так кладбище любишь». Парень нам всё как есть и рассказал. Оказалось, что девушку его возбуждает кладбищенская обстановка. У неё это некий фетиш. Я, друзья, не знаю, есть ли этому какое-то название, вполне возможно, что есть. В процессе в самом девушке этой нравилось представлять, что усопшие за ней наблюдают. Это что-то среднее между некрофилией и эксгибиционизмом, я не знаю. Я бы сказал: «некроэксгибиционизм». Теперь представьте, как всё это я потом излагал маме той самой девочки. Непросто было найти правильные слова, ой не просто.
Сошлись на том, что ребёнка, по факту уже не девочку, нужно спасать. Мы с коллегами поразмыслили — и решили применить нашу старую добрую психологическую кастрацию. Те, кто знакомы с моими подкастами, уже слышали про эту методику. Если вы не в курсе, обязательно послушайте, но сами лучше не практикуйте — доверьтесь профессионалам. Так вот, мы придумали способ девочку окошмарить: отбить, так сказать, желание посещать кладбище для своих плотских утех.
Стоило всё это недёшево. В общем, пришлось купить место под захоронение, установить там мемориал. На памятнике выбили фамилию, имя, отчество нашей девочки, и рядом — фото на эмали: всё в лучших традициях. В очередной раз, когда ребята увлеклись этим делом, видно, что парень уже сам был не рад, но трахаться-то хотелось, ну, вообще, конечно, озирался такой, ну, нервничал. В общем, мы на месте их застукали: «Как же, — спрашиваем, — не стыдно тебе, девочка, усопших беспокоить? Трахайтесь, пожалуйста, но на своей могиле», — и её к могиле подводим. В общем, больше она на это кладбище не ездит.
Могила, кстати, там так и осталась, на будущее.
Есть в Питере Смоленское кладбище. Находится оно на Васильевском острове, и пролегает через это кладбище дорога на автобусную остановку.
Вот есть у наших людей такая странная особенность: срезать путь через погосты. Но как показывает практика, ведь так можно себе не только дорогу до остановки, а вообще жизненный путь срезать — сразу до могилы напрямую. Так вот, в один из вечеров подвыпившая мадам шла с корпоратива домой. Ничего умнее, чем в потёмках идти через кладбище, она, естественно, не придумала. Там её и подкараулили трое молодых и очень любвеобильных гостей города. Даму повалили на чью-то могилу, и дальше я уж, ну, рассказывать не буду. В итоге всех троих задержали. Я, будучи на тот момент криминальным репортёром, приехал снимать задержанных в ИВС, то есть в изолятор временного содержания. Это ещё не СИЗО, но, в общем-то, первый шаг к нему. Далее стандартный диалог: «За что задержаны?» «Не знаю, — отвечает, — сказали — трахал». «Скажи, — говорю, — по-нормальному». — «По-нормальному трахал».
На этом у меня всё. Не ходите лучше по кладбищам, давайте уважать память, ведь все, как известно, там будем.
