Вы единственный признанный в Швейцарии российский часовщик. Как началось ваше увлечение такой тонкой техникой?
Как у многих советских детей — с пионерлагеря. Я ездил в лагерь, там был радиокружок с любительской радиостанцией, на которой я изучил азбуку Морзе, и мне это так понравилось, что я решил пойти по этому пути. После восьмого класса — техникум (учиться после школы еще и в институте в начале 90-х, когда у родителей не было денег, я не хотел), потом армия.
Вы служили в армии и даже пошли добровольцем в Чечню. Зачем?
Нет, до Чечни я в итоге не доехал, мой воинский эшелон отправили в Южную Осетию, хотя в военном билете записано «выполнял задачи в зоне вооруженного конфликта». Служил в миротворческом батальоне. Наверное, по молодости хотелось приключений. Январь 1995 года, известные события, надо, думал я, спасать страну… Абсолютно нормальные чувства. Нескольких знакомых ребят, призывавшихся раньше, из чеченских эшелонов, привезли грузом 200. В общем, думаю, мне повезло со службой, там было тепло, фрукты, хотя иногда приходилось есть собак.
Как Гришковцу?
Да (смеется). 90-е годы, командиры зарабатывали, как могли, продавали на сторону нашу тушенку, дизель и все прочее со складов, а мы стреляли и ели бродячих собак. Это казалось нормальным. В общем, армия сильно на меня повлияла. Я пересмотрел свое отношение к радиотехнике и решил заниматься чем-то другим.
То есть вы любите, мягко говоря, рискованные приключения — еще и альпинизмом занимаетесь, и при этом выбрали едва ли не самую скрупулезную в мире работу, требующую спокойствия и концентрации.
Когда я в начале нулевых выбрал эту работу (после того как несколько лет занимался оптовой и розничной продажей дешевых китайских и японских часов), это для меня тоже было неким приключением: самому создавать сложные часы в России. Некий вызов, который я сам себе бросил. Путь к этому требует монотонной деятельности и концентрации. Но и экстремальный спорт — тот же альпинизм — тоже требует колоссальной концентрации, физической и духовной работы над собой. В какой-то момент мне захотелось и в альпинистской экипировке что-то улучшить. В общем, труд и концентрация лежат в основе любой деятельности и любых достижений, даже если остаются незаметными. Ты не можешь позволить себе взять и сделать — с рывка, как попало: часы требуют следования определенным параметрам качества.
.jpg)
Вы делаете часы меньше 15 лет и уже стали членом AHCI?
Я делаю часы 13 лет — мне кажется, это большой срок. Если бы я начинал, как начинают швейцарские часовщики, с юности, со школы при мануфактуре, все у меня было бы проще и быстрее. Окончил школу, вышел на простор со своими идеями — и реализуй их. У меня все было сложнее. Сначала мы с партнером по часовой торговле делали настенные часы — закрепляли готовые механизмы на дизайнерских циферблатах, продавали их, что-то даже заработали. Потом мне захотелось самому собрать механизм. Разбирал какие-то часы — ломал их, конечно. Потом увлекся антикварными часами, нашел у себя в Петербурге старого часовщика, который ими занимался, буквально в рот ему смотрел, когда он объяснял мне, как они работают. В 2003 году еще не было даже китайских турбийонов, чтобы их разобрать и понять принцип действия, — они появились на год или два позже. И мне пришла мысль, по-своему даже прагматичная: надо самому сделать турбийон, он стоит десятки тысяч долларов, я его сделаю — и внезапно сказочно разбогатею. Представьте: вы годами торгуете дешевыми часами — и вдруг создаете прекрасные и дорогие.
И какие часы в итоге стали первыми?
В 2003 году я сделал подарок отцу к 50-летию — золотые часы. Механизм, правда, был все еще не мой, только корпус и циферблат. Отец до сих пор их носит. Параллельно учился работать руками: купил сначала маленький станочек, с рук, по объявлению, потом станочек побольше, посложнее, подороже. Для часового дела нужна приличная капитализация в плане оборудования. Делать какие-то вещи на коленке, конечно, можно, но гораздо приятнее, когда оборудование приличное и сделанная тобой деталь с первого раза работает. А это возможно только при вложениях в относительно недешевое оборудование.
А как же теоретическая часть? Оборудование важно, но вы же не учились часовому делу?
За три года самообразования и общения со специалистами пришло понимание того, как работает турбийон, и я в обычном графическом редакторе сделал чертеж.
То есть вы классический автодидакт.
Получается — да. Я за эти годы собрал библиотеку, в которой есть все, что издавалось на русском языке по часам, зарубежная литература тоже копится, английский язык я потихонечку выучил. Чтение книг, получение знаний для меня — как пища, я не могу жить, не поглощая каждый день какую-то интересную информацию, связанную с часами и не связанную. Я постоянно ношу с собой молескин и записываю, зарисовываю свои идеи. На первой странице, где предлагается указать вознаграждение за возврат потерянного блокнота, я вписываю довольно серьезные суммы (смеется). Из-за того, что до многого доходил сам, получилось, что я многое сам изобрел и запатентовал. Есть часы с мультипликационной анимацией, с мусульманским и иудейским календарями, с Пасхалией, с анимированными песочными часами и другие. В какой-то момент я решил показать то, что я делаю, швейцарцам. Им стало интересно, и они признали мои часы достойными AHCI.
.jpg)
Часто доводится слышать, что русские не любят читать, учиться, работать, особенно руками. Вы не согласны?
Есть множество противоположных примеров. Это полный бред, что у швейцарцев какая-то особая ментальность, позволяющая делать часы, а у русских ее нет. Простой пример: в России в советское время было 15 часовых заводов, которые выпускали десятки миллионов часов в год, и мы делили с Японией второе место после Швейцарии по объему выпуска часов и прекрасно их экспортировали. В хрущевские времена делались потрясающие вещи, которые могли конкурировать с очень дорогими швейцарскими брендами. Были наручные хронометры, были самые тонкие в мире часы — с толщиной механизма 1,85 миллиметра — тоньше, чем тогдашние Vacheron Constantin. Об этом сейчас никто не говорит, потому что потеряли почти все в 90-е годы. Был момент, когда в России не было ни одного работающего часового завода, все было обанкрочено. Сейчас немного лучше: «Ракета» работает, то есть Петродворцовый завод, например. Пусть им владеют не россияне, но они делают дело и знают, что делают. Есть еще Чистополь — потрясающий завод, у которого были очень сложные времена, но благодаря хорошим ребятам из Татарстана, которые его возродили, он сейчас работает, выпускает часы «Командирские», и сейчас такой цены, по которой они продают механизмы, я думаю, нет ни у кого в мире. Конечно, это не швейцарские калибры, зато конкурируют с китайскими по цене.
В часовом музее в немецком городе часовщиков Гласхютте рассказывают, что вся советская послевоенная промышленность — станки, технологии — конфискована у немцев по контрибуциям. Это правда?
Вообще-то, основанием для 1-го и 2-го московских часовых заводов были купленные советской Россией американские фабрики, которые запустили в годы первых советских пятилеток. А Чистопольский завод появился, когда 2-й московский часовой завод вывезли в эвакуацию в Татарстан, и производство там так и осталось. Так что к концу войны у нас было уже несколько заводов.
В чем феномен Швейцарии?
Как бренда? Там много факторов. Ведь на самом деле в XVIII-XIX веках швейцарские часовщики не были единственными в своем роде: были отличные английские, французские, немецкие, австрийские мастера. Возможно, причина в индустриализации. Крупные государства развивали тяжелую индустрию, а швейцарцы — часовое дело, что увеличило конкурентоспособность их часов. Плюс умение продавать не менее важно, чем умение производить. В Швейцарии средняя производственная себестоимость серийных механических часов любой сложности — это 15 процентов стоимости от ретейла — розничной цены. Все остальное — маржа за счет дистрибьюторских наценок, наценок розницы, маркетинга, продвижения и прочего. Это высокомаржинальный бизнес, как и любой люкс.
.jpg)
А каковы перспективы российского часового дела?
До ситуации с ростом валюты себестоимость наших часов была крайне высокой — 70-80 процентов розничной цены, невозможно было работать ни с дистрибуцией, ни с ретейлом. С ростом валюты наши часы становятся все более конкурентоспособными, и мы можем позволить себе развиваться. Однако эффект масштаба играет и сейчас против нас: можно производить часы с примерно одинаковыми характеристиками, но у нас их несколько десятков в год, а у швейцарцев — десятки тысяч. Меньше производишь — выше себестоимость.
Вы стратегически хотели бы быть крупной компанией?
У нас в какой-то момент появились инвесторы — компания «Ника», они много вложили, когда была возможность, но сейчас сложная экономическая ситуация у всех, и пока мы работаем сами, без инвестиций. Хочется расти и развиваться, но для этого нужны большие инвестиции. Для малых объемов производства важнее всего мастерство, а для больших — вложения. У нас на производстве большей частью используется не автоматизация, а рафинированный ручной труд, так что себестоимость часов колоссальная. Количество ручного труда, вложенного в часы Konstantin Chaykin, гораздо больше, чем в часы Patek Philippe.
И как вы конкурируете со швейцарцами?
По данным FHS (Швейцарской часовой федерации), доля России в экспорте швейцарских часов за последний год — всего 0,86 процента. Тем не менее россияне покупают около 20 миллионов часов в год — китайских, японских, швейцарских и российских. И сейчас со снижением платежеспособности и ростом евро и франка наша аудитория расширяется. При этом часть наших часов продается за границей, другая, большая, остается в России. И для экспортных часов цена осталась в евро, а для российского рынка мы зафиксировали рублевую цену, которая ниже той, что в валюте. Можно сказать, это тактика импортозамещения.
Сложно найти часовых мастеров в России?
Я уже полтора года не могу найти мастера, который собирал бы часы. То есть не крупноузловую сборку, а полностью собирать их. Приходится делать это самому. Хотя есть ученики, которые растут и скоро, надеюсь, смогут собирать целиком механизмы. Это важно, например, потому, что мы сейчас делаем большой партнерский проект для бренда «Ника» — собираем для них часы «Время России» с индикацией времени разных часовых поясов.
А что нового у вас сейчас в работе?
В Базеле в марте я покажу новые часы, о которых пока не буду рассказывать. В плане декоративном — разрабатываем с партнерами циферблаты в технике флорентийской мозаики. Пластины камня вырезаны и подогнаны по форме фрагментов рисунка, в отличие от византийской мозаики, когда каждый фрагмент собирается из нескольких мелких деталей (эту технику использует для циферблатов бренд Sicis, например). Мы хотим добиться максимального удешевления нашей мозаики, чтобы она была доступна не только самым богатым клиентам, но полностью сохранила свою визуальную ценность.
