— Герман, ваш с [другим известным российским писателем патриотического направления] Сергеем Шаргуновым визит сюда обозначен как «Точка сборки». Сборки чего?
— Мы хотим принять посильное участие в реинтеграции Севастополя в общее культурное пространство России. От Платона [Беседина, севастопольского писателя и публициста] было приглашение. Он придумал эту инициативу «Точка сборки» — о том, что Севастополь должен не только интегрироваться в Россию сам, но и стать центром интеграции для обновленной российской культуры. Нам эта идея понравилась.
— А разве Севастополь до сих пор не был в культурном поле России? Разве он уже не считается «более русским, чем многие материковые города»? Разве Севастополь больше не средоточие русского патриотизма и русского духа? Или вы согласны с теми, кто говорит, что город русской славы насквозь украинизирован и его жителей надо «лечить от украинства»?
— Я думаю, что до конца, конечно, Севастополь никогда не выходил и не удалялся от культурного пространства России. Но определенные усилия предыдущим политическим руководством в эту сторону предпринимались, и какие-то плоды неизбежно должны были этих усилий быть. Поэтому в плане интеграции культурного пространства никакие усилия не могут быть излишними. Мы должны постоянно реинтегрировать в общее культурное пространство не только вновь воссоединенные регионы, такие как Севастополь и Крым, но и все старые регионы России. Если ты не прилагаешь специальные усилия по сохранению и развитию, происходит распад и разрушение.
— На встрече с Сергеем Меняйло вы говорили, что государство не может существовать без идеологии. А вы можете сформулировать, какая сейчас идеология у Российской Федерации?
— Идеология — это не то, что может быть сформулировано двумя-тремя лозунгами. Когда она формулируется лозунгами, это уже подозрительно. Например, очень простыми лозунгами была сформулирована идеология фашизма: Deutschland über alles. Это фашизм, примитивизация до самого последнего уровня. Поэтому российская идеология неформулируема в образе какого-то слогана и девиза. И это хорошо, что она неформулируема в простом виде. Чтобы ее изложить, нужны книги, исследования, нужно рассказать российскую историю, о российской литературе. А если мы придумаем какой-то слоган, то мы ее чрезмерно упростим. Поэтому я призываю не упрощать идеология до слоганов.
— Но как бы вы сами ее определили?
— А я не хочу ее формулировать слоганом.
— Мне кажется, в этом есть некоторое лукавство: «У нас есть такие приборы, но мы вам о них не расскажем». А может быть, правы те, кто говорит, что идеологии у современной РФ попросту нет?
— У Артура Шопенгауэра как-то спросили, а перескажите в двух словах, о чем ваша книга «Мир как воля и представление». Он ответил: чтобы пересказать эту книгу, я должен вам всю ее прочитать от начала и до последнего слова. Российская история, российская литература, российская наука—все это вместе и есть российская идеология.
Но чтобы, может быть, если не слоганом, но какой-то общий мотив дать, как я его понимаю… Россия — это царство правды. В идеале своем небесная Россия — это царство правды и это живое воплощение на Земле принципа «единство в многообразии».
— Даже не буду спрашивать, являемся ли мы царством правды сейчас.
— Безусловно, нет. Россия земная не является царством правды. Но для того, чтобы любое государство могло существовать на земле, у него должен быть небесный идеал, под которым оно себя чистит.
— И что, мы сейчас движемся в сторону небесного идеала?
— Мы хотя бы не теряем из виду этот идеал. Поверьте, это уже много стоит.
— На дворе — вторая годовщина Русской весны. Нет ли у вас ощущения, что от нее ничего не осталось?
— Понимаете, после Русской весны должно обязательно наступать «русское лето».
— Но наступила скорее зима.
— Романтически-революционный этап не может очень долго длиться. Вспомним Французскую революцию. Она сначала была довольно хорошей, но она сильно затянулась и привила к Вандее и другим трагическим событиям. Романтический весенний этап должен уступать место какому-то более взвешенному этапу государственного строительства, и это должно происходить вовремя. Я думаю, что, во всяком случае, в Крыму он наступил вовремя. Сейчас идет, может быть, более такое приземленное государственное строительство, и это хорошо.
— У революции должны быть плоды. Главным плодом русской революции 1917 года была справедливость. А что считать плодом Русской весны, кроме возвращения Крыма? Социальной справедливости точно больше не стало. Мало того, в Крыму и Севастополе процветают те же решалы, что и при Украине — они очень быстро перекрасились. Иногда кажется, что главными бенифициарами Русской весны стали именно они.
— Не ожидайте слишком многого. Мы хотя бы сохранили Русский мир, и это хорошо. Не дали еще продвинуть дальше границу разрушения Русского мира. А это происходит: Русский мир сокращается, количество людей, говоривших на русском языке, сокращается.
Социальная революция — это немного другой случай. Наверное, сейчас мы не хотим социальной революции, именно насильственной. Сейчас нам этого не нужно, я очень надеюсь, что нам удастся этого избежать. Я сам член левой партии, Коммунистической партии Российской Федерации. Наша партия — парламентская. Мы хотим добиться социалистических преобразований, но мирным путем.
— А такое в принципе возможно?
— Мы будем стараться до того момента, пока это хотя бы как то возможно.
— Пока ощущение, что противоречия в нашем обществе лишь накапливаются.
— Есть некоторые формальные признаки [критической ситуации]. Например, когда парламентская борьба становится совершенно невозможной. Сейчас я не думаю, что в России это так. Пускай выборы не совсем честные, пускай административный ресурс используется. Но, так или иначе, мы (парламентская оппозиция – прим. ред.) имеем возможность хотя бы какую-то вести легальную пропаганду и легально добиваться своих целей. Насилие, наверное, приемлемо только в борьбе с фашизмом. Когда начинает уже быть неприкрытая фашистская диктатура, тогда, наверное, человек получает право на восстание. Как на Донбассе было.
— Кстати, а почему мы не защитили Русский мир там?
— Я не могу на это ответить. Мы всегда — я и Сережа Шаргунов — всегда выступали за более яркую и активную поддержку Донбасса. Я всегда, простите меня за откровенность, писал «Путин, введи войска!».
- Я тоже везде это писал, а потом сами понимаете, какие чувства я стал испытывать, глядя на то, что там происходит. Но ладно я – здесь, в Крыму, много беженцев с Донбасса. Им каково?
— Политическая ситуация, тем более внешняя, очень сложная. Я не уверен, что все решения нашего политического руководства были правильными. Потому что они тоже принимаются людьми, которые находятся под влиянием различных факторов. Тоже могут ошибаться, принимать желаемое за действительное, бояться чего-то.
— Вопрос вам, как наполовину чеченцу, наполовину русскому. Когда Крым и Севастополь шли в Россию, фанаты Украины пугали: мол, скоро и у вас на улицах кавказцы начнут лезгинку танцевать, стрелять в воздух, и так далее. Это, конечно, никого не остановило, мы в России. Но знаете, вот прямо сейчас, пять минут назад, мне позвонили и рассказали, что в Севастополе какие-то чеченцы выгоняют владельцев участков с их земли. Вызвали полицию, телевидение: «Вы кто такие?» — «Мы из Чечни, мы все порешаем». Потом звонит какой-то Тимур и говорит: «Я сейчас дам команду, тебе камеру сломают, здоровье испортят». Выходит, украинцы были правы? Такие истории — норма российской жизни?
— Да никакие Тимуры ничего не решают. Мы живем в правовом государстве. Правильно люди сделали, обратились в полицию. Конечно, защитят их правоохранительные органы. Я не знаю, в чем вообще суть этой новости. На самом деле надо все десятки раз проверять, перепроверять. Очень часто, когда такие скандальные новости и сюжеты выплывают, начинаешь в них разбираться, оказывается, вообще все было не то и не так и не с теми людьми («Примечания» подробно писали об этой истории). Что касается разных криминальных захватов, я тут слышал, что и во время Украины здесь была куча самозахватов: татары захватывали земли.
— Татары захватывали, главным образом, муниципальную и государственную землю. И не в Севастополе.
— Так или иначе, любые противозаконные действия должны пресекаться правоохранительными органами. И национальность правонарушителей при этом не должна иметь никакого значения. Вот это правовое государство.
— С этим трудно не согласиться. Но вы сами в одном из интервью говорили о вызывающем поведении чеченских парней, или вообще кавказских, в Москве.
— Это было несколько лет назад. Действительно, они вели себя невоспитанно. После этого меня заклеймили как предателя собственного народа, на меня лили ушаты грязи. А потом поняли все, что я прав. Никто, правда, не извинился, но я к этому привычен. После этого, в том числе и администрацией, была проведена работа по воспитанию молодежи. И сейчас, конечно, молодые люди ведут себя гораздо спокойнее. Сейчас таких острых проблем уже не возникает. Да, было это время.
Понимаете, у нас в стране проблемы возникают… Проблемы возникают везде. Но они решаются. Сейчас я не вижу, что есть какая-то глобальная проблема с выезжающими кавказцами, которые везде устраивают какие-то разборки. Это скорее мифы.
— То есть эти проблемы, они остались где-то там, в середине нулевых?
— Да.
— А что, по-вашему, произошло с тех пор? Кто изменился? Кавказцы изменились или русские?
— Вы знаете, у нас в России происходят процессы культурной и цивилизационной интеграции. Кавказ, особенно Чеченская Республика, были поражены язвой войны. Если эту молодежь вспомнить… Понимаете, люди несколько лет жили в ситуации войны. Школы нормально не работали. Люди взрослели практически без образования, без должного воспитания в нормальной стране. Из-за этого, конечно, хромало их поведение.
Сейчас уже много лет мы живем в мире, в спокойствии, без войны, и эти родовые травмы войны изживаются. Конечно не за один миг. Если вчера у вас на улице падали бомбы, ложились снаряды и шла война, то завтра вы не станете таким спокойным и счастливым в одну минуту, правильно? Поэтому, конечно, это все последствия вооруженного конфликта. Они еще будут давать о себе знать, но позитивные сдвиги видны.
.jpg)
— Мне кажется, это возвращает нас к разговору об идеологии. Ведь нормальное общежитие разных национальностей внутри России тоже строится на определенной ценностной основе. Какая она?
— Пока что это взаимное уважение, признание права на существование различных культур.
— То есть это такой же примерно мультикультурализм, как в Европе?
— Мультикультурализм как в Европе... Наверное, не совсем такой. Потому что под формальным мультикультурализмом в Европе все равно действует некий плавильный котел. Там ты как бы можешь быть мусульманином, но должен признавать гей-парады в любом случае. У нас на более традиционалистских ценностях основывается этот наш синтез при сохранении многообразия. Он основывается, наверное, на наличии некоторого начала… Давайте я скажу прямыми словами: в хорошем смысле имперского. Империя — это не мультикультурализм. Это принцип синтеза, это принцип сосуществования различных культур, принцип единства в многообразии, но не мультикультурного. Имперский. Наш принцип синтеза — это имперский принцип.
— Хорошо, вот царская империя строилась на постулате «Православие, самодержавие, народность». А из каких кирпичиков наша имперскость состоит сейчас?
— Общая история, общее культурное цивилизационное пространство, и, как я уже говорил, наличие небесной России. То есть некоторого небесного идеала правды, который разделяется всеми нашими народами.
— То есть вы полагаете, что у народов Кавказа и у русских есть некий общий идеал «небесной России»?
— Да, безусловно. За века совместного нашего исторического существования у нас возникли общие идеалы, общие ценности. Это так.
— В Крыму одна из дискуссий о ценностях — это дискуссия о том, что, собственно говоря, Российская Федерация может предложить крымским татарам.
— Слушайте, а почему Российская Федерация что-то должна предлагать отдельно и особенно крымским татарам? Вот знаете, меня все время умиляет этот запрос: «А что вы можете нам предложить?». А почему мы вообще должны вам что-то особенное предлагать?
— Потому что значительная часть крымских татар не голосовала на референдуме.
— Это российская земля. Вы живете на российской земле. Мы можем вам предложить все права и свободы российских граждан. Почему мы вам по национальному признаку должны предоставлять что-то такое, чего не предоставляем другим российским гражданам?
Я думаю, что не должно быть никакой политики дискриминации — ни положительной, ни отрицательной дискриминации каких-то народов. В том числе крымских татар. С татарами Россия живет уже много веков. Сейчас эти противоречия между русскими и татарами надуманные. Они искусственно инспирируются врагами России.
— Безусловно. Но и ведь в случае с Кавказом — то же самое. И в случае с Татарстаном. В 2014 году в Крыму активно продвигали татарстанскую модель межнационального согласия. Приезжал сюда [президент Татарстана] Минниханов, об этом очень много говорили. Но мы же прекрасно понимаем, что в Татарстане тоже не все так просто. Там существует национализм, сепаратизм. Вспомним дело [исламоведа, которого в Казани недавно пытались посадить за публичное осуждение местного сепаратизма] Раиса Сулейманова....
— Там на заборах пишут «Великая Булгария». Но это смешно. Это все спекуляции относительно малочисленных маргинальных групп населения. Как в Татарстане, так и в Крыму. Весь этот сепаратизм — это спекуляция маргинальных групп населения.
— В Татарстане высказывания против общероссийских норм преподавания русского языка делают люди очень высокопоставленные. Спикер Государственного совета республики там об этом публично говорит.
— Если такие факты есть, то это повод разобраться с ними федеральному правительству. У нас есть федеральное правительство, федеральные законы, в том числе закон о языке, и все должны ему следовать.
Понимаете, это наша страна. Мы в ней устанавливаем законы. Если кому-то что-то совершенно не нравится, он может эмигрировать в Турцию, Америку, Европу. Сейчас не Советский Союз, сейчас никому не запрещают выезд. Если человеку в принципе нравится здесь, но что-то он хочет улучшить, то он может действовать легальными средствами. Есть выборы, есть парламент, можно выходить с законодательной инициативой. Открытая широкая дискуссия в обществе.
Дискуссия в обществе должна быть. Но ее результатом должно быть совершенствование законодательства. Никаких противозаконных акций здесь не должно быть: «А вот мы татары и нам за это дайте что-нибудь». А мы — готы, скифы, еще кто-то. Почему кто-то кому-то что-то должен?
Эта страна создана многими поколениями наших предков. Многие за то, чтобы страна существовала, и для того, чтобы мы имели все эти земли, пожертвовали своими молодыми жизнями. И вы в первую очередь поймите, что вы должны. Что вы должны этой истории, что вы должны предкам, вы должны культуре, вы должны традиции, вы должны выполнить свой долг, сохранить и сберечь то, что создали ваши предки, а не растратить, не разбазарить и не загубить. Вот, что вы должны.
— Герман, последний вопрос. Как вы считаете, какое самое актуальное противоречие в российском обществе сейчас? Между чем — и чем?
— Противоречие сейчас между идеей правды, идеей справедливости, небесной России — и тотальным расслоением обществе, о котором даже Патриарх Русской православной церкви говорил. У нас ничтожный процент населения владеет значительно большей долей национальных богатств [чем все остальные]. Это неправильно, эта диспропорция должна быть устранена. Я надеюсь, что это произойдет естественным мирным путем с развитием нашего общества и развитием экономики. Я думаю, что эти перекосы — следствие катастрофической перестройки, следствие преступной приватизации. Но по мере развития нашего общества это должно быть сглажено, и люди должны получить больше доступа к национальным богатствам, больше возможностей осуществлять себя, реализовывать себя в экономике в том числе.
