«Это не территория России, здесь немножко все по-другому»

Глава администрации Керчи Сергей Писарев был задержан сотрудниками ФСБ летом 2016 года: в автомобиле местного застройщика Николая Рудого он получил взятку в сумме $50 тыс. Вскоре керченские СМИ сообщили, что по делу Писарева задержана и глава местного горсовета Лариса Щербула. Ее пресс-служба опровергла задержание, сообщив, что чиновница проходит по делу свидетелем. В мае 2017 года керченские депутаты огласили просьбу Следкома помочь привлечь Щербулу к ответственности и попытались снять ее с должности, но республиканские власти замяли скандал. А в июне этого года Рудый шокировал суд заявлением, что переданные Писареву деньги предназначались именно Щербуле. По его словам, та сама озвучила сумму и несколько раз напоминала о необходимости принести взятку за содействие в застройке четырех участков в Керчи — на Аршинцевской косе и по ул. Театральной.

Незадолго до этого общественник Александр Талипов выложил на YouTube записи с голосами, похожими на голоса Щербулы, Писарева и Рудого. Два диалога (первый можно обозначить как «Рудый — Щербула», второй как «Рудый — Писарев») протекают так, что сомнений в их натуральности у стороннего слушателя не возникает. Фоном слышны возгласы, характерные для клерков госучреждений, которые то принимают звонки, то помогают открывать двери.

Указанные даты записей совпадают с датами, упомянутыми в обращении Следкома к депутатам горсовета Керчи с просьбой привлечь к ответственности Ларису Щербулу. Мало того, Николай Рудый лично подтвердил «Примечаниям», что на записях звучит его голос, голос Ларисы Щербулы и голос Сергея Писарева.

Обладатель голоса, похожего на голос Николая Рудого, пытается решить «вопрос по Адмиралтейскому». Речь, очевидно, идет о неприглядном долгострое, который появился в Керчи еще в 2008 году. На сайте строительной компании «Консоль» сообщается, что в городе строится уникальный многофункциональный комплекс по Адмиралтейскому проезду. Расположено сооружение прямо на берегу моря.

В 4-этажном комплексе площадью 17306 кв. м. должно быть 37 апартаментов, 32 бутика, 22 офиса, 1 бар, 3 кафе, фитнес клуб, бильярдная, боулинг, казино. Строительство этого здания было заморожено чиновниками.

На записи «Рудый» дает понять, что суд подтвердил его право продолжать строительство, и пытается говорить с позиции силы. «Щербула» отвечает, что она будет действовать в рамках закона, и что решение суда, о котором говорит «Рудый», не является окончательным, поскольку его легко оспорить.

«Рудый» сообщает, что потратил на проект вместе с инвесторами уже около $2 млн и хочет продолжить строительство. Он дает понять, что ранее некто требовал от него $1 млн без расписки, и что он давать деньги «в воздух» отказался.

«Щербула» дает понять, что после неких «событий» (очевидно, того самого суда), которые расстроили некоего «шефа», проект заморожен окончательно. Она сообщает, что поговорит с «шефом», а самого предпринимателя направляет к «Сергею Николаевичу» (вероятно, Писареву), который также выступает в роли переговорщика.

Кто такой этот «шеф», не говорится. «Щербула» говорит, что этот человек «за всем следит и все знает». Когда в диалоге с «Писаревым» «Рудый» задает уточняющий вопрос: «Константинов должен все решить?» — «Писарев» молчит и шелестит бумагами.

Есть и другие интересные нюансы. Так, «Рудый» сообщает, что закупил для своего замороженного объекта в Керчи бетонные плиты на аэродроме Багерово под Керчью. Ранее сообщалось, что 3,5 км его взлетно-посадочный полосы, построенной из особо прочных бетонных плит, рассчитанных на прием «Буранов» (аналогов американских шаттлов), вывезли в неизвестном направлении. В СМИ звучала версия, что плиты увезли на строительство моста в Керченском проливе. На самом деле лот на продажу комплекса взлетно-посадочной полосы Багеровского аэродрома появился на сайте Фонда госимущества Крыма еще в 2012 году. 29 мая 2012 года аэродром был продан за 13 млн. 300 тыс. гривен.

Теперь выясняется, что часть из этих плит оказалась в Керчи на строительной площадке элитного жилого комплекса.

Кроме того, «Рудый» рассказывает об укреплении берега и пирсов. Скорее всего, речь идет о прибрежной зоне непосредственно у будущего дома. На карте ниже видно, что там действительно есть места под пляж и пирсы.

«Примечания» публикуют расшифровку записи обоих разговоров.

Диалог первый: «Рудый» «Щербула» и незримо витающий над ними «шеф»

Р: Лариса, давай разделим Адмиралтейский.

Щ: Это мой шеф, моя история.

Р: Лариса, все, что сделано по Адмиралтейскому. Весь этот процесс здесь только для того, чтобы сесть за стол и говорить. Я же не за то, чтобы…

Щ: За этот стол больше никто не сядет. Стол перешел в высшую степень, поэтому никто на переговоры больше не пойдет.

Р: Во-первых, на него никто и не шел, на эти переговоры, до этого момента.

Ты же знаешь, сколько я за ним бегал, и никаких результатов от этого не было. На сегодняшний день вложена капитальная сумма, а реально к дому подойти нельзя. Ты с этим согласна, да? Каким образом дальше действовать?

Вот сейчас у него первый момент, даже чего там подсказывать. У него есть фишка хорошая — решение суда. Ты сядь со мной, поговори. Вот так, вот так и так. И это можно было сделать. Я ждал, что вы отзвонитесь и скажете: давайте поговорим. И все, на этом месте мы бы договорились и дальше решали бы как мы сами. Но у вас хвосты бы отлетели, вы сами этого не понимаете?

Р: Ну, здесь уже бодания начнутся. Потому что в любом случае от тех площадей, которые у меня, я не откажусь.

Щ: Естественно.

Р: Дальше я не пойму, зачем вам нужны эти бодания, тем более, что они бесполезны.

Щ: Ну посмотрим.

Р: В любом случае, я призываю не к войне, а сесть за стол и разговаривать.

Щ: Он разговаривать не будет.

Р: Разговаривай ты через него.

Щ: О чем?

Р: Ларис, на сегодняшний день есть момент. Решение суда есть.

Щ: Решение суда мы сейчас оспорим, на раз-два-три. Еще и потом последствия после этого будут у тех, кто…

Р: Хорошо. Вы уверены в этом?

Щ: Сто процентов. Двести.

Р: Плохие у вас консультанты.

Щ: Ну посмотрим. Это не территория России, здесь немножко все по-другому.

Р: Здесь законы действуют России.

Щ: Правильно. И переходные периоды.

Р: И переходные тоже. И допущены были очень большие ошибки. Которые есть.

Щ: И в решении суда в том числе.

Р: Решение суда вправе оспаривать или не оспаривать. Пусть они там сейчас посмотрят, каким образом там все оспаривается. Чтобы не вылезла там подводных камней куча. Я против этого, я сразу говорю. Я не хочу войны, я хочу разговаривать. Ты меня услышь, подумай. Может, примешь какое-то решение. И мы готовы просто по полочкам сесть, и это все проговорить.

Щ: Я доложу, пусть принимает решение. Насколько я понимаю там разрыв отношений.

Р: Да не будет там разрыва, это ситуация не для того, чтобы взять там сейчас... Это и для вас будет лучше, так как вы там можете уже мотивировать этой ситуацией. И сами уже сядем, и порешим все моменты. Дальше так продолжаться не может, у меня уже все это длится десять лет.

Щ: Я в курсе.

Р: Здесь меня винить, что я такой-то… Я думал, что ты самая первая сделаешь звонок, сядем, поговорим и потом ты поедешь с ним разговаривать. Ты имела право на это.

Щ: Значит были другие инструкции.

Р: Я тебя услышал. Но, тем не менее, мы должны разделить эти корзины.

Щ: Хорошо.

Р: Пусть оно там будет. Я в любом случае иду сюда сам как инвестор и веду себя инвесторов хороших. И мне естественно нужно, как мы изначально говорили, покровительство с вашей стороны.

Щ: С меня, сто процентов, вклад будет после всех этих событий. Сергей Николаевич пусть принимает решения свои.

Я категорично, я отрезаю. Я никогда не сплетаю то, что уже отрезано. Я буду молчать. Ни плюс, ни минус. Я не буду действовать никак, я буду действовать по закону.

Р: Ларис, Сергей Николаевич, он без тебя решения не принимает. Он даже сейчас по той цифре, по которой мы обозначили, я попросил скидочку, потому что цифра завышена. А он без тебя не может принять решение.

Я не знаю, говорил он тебе или нет.

Щ: Я темы насчет теперь всего, того что связано с этими, я ушла от них, и по ним решения никакие не принимаю. Я ушла. Я отрезала.

Р: Ну, а дальше как работать?

Р: Ларис, у вас это документ лежал фиг ветер сколько. Не знаю, почему вы его не видели.

Щ: Это неважно. Шаг был сделан не нами.

Р: Ну мной, не вами.

Щ: И при том, что мы перед этим общались, ни слова про это не было сказано.

Р: Ларис, мы когда общались, эти документы уже лежали. И юрист об этих документах бубнил здесь по всему этому. Ваш юрист.

Щ: Но решения суда же не было.

Р: Решение суда у вас было.

Щ: Нет, решение суда возникло потом, после наших всех общений. Не просто так.

Р: Лариса, мы общались с тобой после Нового года, так?

Щ: Нет.

Р: А, это до Нового года, 25-го.

Щ: Да. У меня с головой все в порядке. Поэтому все, Сергея Николаевича обхаживайте, я все. Я преданный человек своему шефу. И если ему хоть где-то, хоть как-то, хоть чуть-чуть, и я ухожу.

Р: Хорошо, разбери эту ситуацию сейчас с моей стороны. Мне дальше или забыть про эти деньги, и пусть они там будут?

Щ: Нет.

Р: Возьмите, компенсируйте тогда ситуацию.

Щ: Дело не в том, не в этом. Дело в том, что мы ходили, общались, хотели делать общие какие-то вещи. И тут, бац! И вылезло. Недосказанность, не до чего-то там. Не с моей стороны, поэтому меня винить в этом никак нельзя. А я человек преданный.

Р: Ну я как раз тебя здесь и не виню в плане того, что.

Щ: Если хоть панику, хоть что-то в отношении, что касается моих руков (руководителей, видимо — ред.), я никогда это не приму. Не такая я.

Щ: Я положу, но там звучали такие вещи, что думаю вряд ли они пойдут на переговоры.

Р: Ну, это у них единственный вариант — пойти на переговоры.

Щ: Посмотрим.

Р: Честно говорю. Войны не хочу.

Щ: Но уже военные действия были.

Р: Действия были для того, чтобы сесть за стол переговоров.

Щ: Нет, решение вступило в силу.

Р: Сели и поговорим. Здесь есть я и он. Сели и поговорили.

Щ: Он не будет говорить.

Р: Что, он такой гордый?

Щ: Нет. Он просто не будет говорить. На данный момент это не его по всем вещам. И он даже какую-то зацепку не будет делать в разговоре.

Р: Ну хорошо, пусть представителя даст. Тебя, может, даст.

Щ: Я спрошу. Я когда там буду, он 26-го будет, когда прилетит. Я доложу, если захотят, ну не знаю. Мы смотрели все документы, подняли все бумаги, поняли, что… Я доложу. Как скажет, так и будет. Просто звучало, нелицеприятные вещи. Я думаю, что переговорят они - и переговорят. Ну, переговорите вы.

Р: Ну и что, машину остановим и будем двигаться в каком-то русле. Ну, стоять же оно не может. Следующий год, не последующий год, здание достроено не будет.

Щ: Я доложу.

Р: Хорошо, по первому вопросу мы, может, все-таки решим?

Щ: Нет, никогда. Я отрезаю. Пусть Сергей Николаевич. Я - исключено. Никаких переговоров с моей стороны и встреч не будет. Я такая преданная, да.

Р: Преданность — она не заключается в том, чтобы наотрез отрезать. Преданность в том, чтобы решать вопросы.

Щ: Нет. В этом случае как раз отрезать.

Р: Здесь отрезать нельзя. Здесь нужно на это, ошибок можно наделать. А их не надо делать.

Щ: Я просто не буду делать ничего. А поэтому ошибок не может возникнуть.

Р: Я что, тоже не хочу сейчас переходить там еще дальше, еще дальше. Вытаскивать там всякую. Там же есть, что вытаскивать.

Щ: Я преданный человек. Я не могу, когда моего где-то что-то, хотя бы чуть-чуть. Вот переговоры нужно было до того вести. Вот мы сейчас подадим, вот это будут такие последствия. Вот «Лариса, доложи» — и что будет? А когда факт уже случился, то есть это с моей, отсюда, даже в какой-то мере моя недоработка, что на моей территории это произошло.

Поэтому вину сложил на меня, а я теперь не смогу даже, в связи с тем, что я принесла ему какие-то неудобства.

Р: Ларис. Ты же сама прекрасно знаешь, каким образом разворачивались события по этому Адмиралтейскому, и каким они образом они заканчивались.

Щ: Я вас прекрасно понимаю, но вот именно переговоры нужно было вести до точки.

Р: Говорил и до точки, и после точки.

Щ: Со мной никто не говорил. Ни в декабре, ни в ноябре, что происходят такие действия.

Р: Ларис, я несколько раз подходил в периодической форме. Задавал вопросы: что у нас? «Все будет, все будет». Я вижу другую ситуацию.

Щ: Но это же не переговоры.

Р: Ну так, извините, я же тоже должен понимать ситуацию и готовиться к чему-то. Нельзя так категорично обрезать. И даже то, что решение есть на руках, его все равно можно решить за столом.

Щ: Ну, я доложу.

Р: Я на чужое не позарюсь, мне не нужно чужое. Мне нужно так, чтобы было принято решение, каким образом оно дальше будет развиваться. Потому что я ждал 2008-й год, 10-й, 12-й.

Щ: Согласна, что здесь есть не этот самый, но…

Р: И все это только терпел и ждал, но нужно было. Потому что запланировал уже, а оно ничего. И заморожены деньги. Он тоже должен это понимать. И то, что он сейчас там это самое.

Щ: Надо было разговоры вести до, до!

Р: Лариса, ну ты помнишь, как мы вели переговоры? Он просто ушел от них и все.

Щ: Значит, не так было.

Р: Ну как не так? Он объявил условия, на которых сам потом не согласился. Нужно было просто написать расписку на единицу, а он сказал, нет, расписку писать не буду. На чем мы разошлись? Дать в воздух 1 миллион долларов? Ну так ситуация такая.

Щ: Ну я ж в переговорах не участвовала. Коль, я обещать не буду. Разговаривайте с Сергеем Николаевичем. Я просто… Я не хочу в это лезть, я не хочу, чтобы у нас где-нибудь возникли отношения, чтобы мне потом шеф бы рассказывал какие-то вещи, потому что он за всем следит и все знает.

Р: Ну, давай зашифруемся. Никто не будет знать о наших отношениях.

Щ: Ну, я перед шефом чиста и открыта. Я не могу за его спиной делать ни одного движения. Он меня не поймет, а я не собираюсь, чтобы это вообще возникло. Мы сделали, ну… Я в ней в этой, в ней, вот и всё.

Р: Хорошо, доложи ситуацию, что есть возможность переговоров, давай переговорим.

Щ: Я ему скажу.

Р: Тем более, что к диалогу я был готов с самого начала. Только юрист вам доложит. Да даже докладывать не будет, а сядешь, и мы поговорим. Чтобы ты уже ехала вооруженная на переговоры. А вы так категорично шлете и все.

Щ: Посмотрим. Я скажу, скажу. Мне в любом случае нужно доложить. Я не знаю, какие он примет решения, я не знаю, до какой степени вы уже дошли во всем.

Р: Дальше даже доводить не хочу, потому что знаю, может закончиться плачевно. А я никому не желаю ни зла, ничего, только хочу получить свое.

Щ: Я доложу.

Р: И вот здесь по городу, сейчас инвесторы едут и едут серьезные, то есть развитие парковой зоны с аттракционами, то есть это новенькие аттракционы, я готов вести их, чтобы они все.

Р: Всё - Сергей Николаевич? Я вас понял. Ладно, не обижайся.

Щ: Я не обижаюсь. Я просто не люблю, когда моего шефа, даже если он виновен…

Р: Я понимаю твою преданность, он у меня, ваши отношения для меня темные. Я же не знаю, шеф он там или не шеф. Есть разумные вещи. Случилась ситуация, он бы дернул меня и задал бы вопрос, а потом бы принимал решение. Мы могли здесь бы все это решить, и все.

Щ: Во-первых, не я решаю, а он, а во-вторых, с его речей звучало такое, что…

Р: Война?

Щ: Нет, во всяком случае, я не справилась с ситуацией. Мне это надо исправлять, и я это буду делать.

Р: Ну, тогда тем более нужно садиться и разговаривать. Получи добро, и мы сядем и поговорим. У меня есть вариант выхода, и он очень-очень для всех хорош.

Щ: Я доложу.

Р: Хорошо. Пускай меня в следующий раз, я ж не по пустякам.

Диалог второй. «Рудый», «Писарев» и немного мата

Женский голос: Я же вам дверь открыла.

Р: Здравствуйте. Я, это самое, думаю, сил нет, что ли? Пропали?

П: Да нет, она нормальная. Присаживайтесь.

Р вздыхает.

П: Секретаря терроризирует. То это, то это.

Р: Вам надо поставить камеру, чтобы видно, кто пришел, как пришел.

П: Ну сейчас доделаем замок, поставили, как всегда, одно сделали, б@ть, другое не сделали, б@ть. Как дела?

Р: Трудимся потихоньку. Мотаемся. Вчера с Москвы только прилетел.

П: Даже не знаю, как сформулировать вопрос, б@ть.

Р: Как есть.

П: Короче, наши общие знакомые в Симферополе сказали с тобой переговорить и узнать у тебя: теми действиями, которые ты проводишь — чего ты добиваешься?

Р: Какие общие знакомые? Это, я так понимаю, Константинов?

П молчит, шелест бумаг, слегка покашливает

Р: (после паузы) Чего я добиваюсь? Своего. А что там непонятно? Они что, не видят, что я добиваюсь? Если есть какое-то предложение, мы всегда готовы садиться на диалог и разговаривать.

П: Ну если вчера просто вечером с ним общался, это самое… В том числе поднялся вопрос по Адмиралу, это самое. Я не знаю, че там, это самое.

Р: Ну, а Лариса, что, не хочет поговорить по этому поводу?

П: Ой, я не знаю!

Р: Она же больше осведомлена в этой ситуации.

П: Я не знаю. Вот мне задали вопрос, переговори. Вот ты общаешься. Какие видения? Да я задал. Я тоже самое задал. А че?

Р: Ну видения какие… они же прекрасно понимают, что там уже вложено моих 2 миллиона долларов, и какие у меня могут быть видения? Подарить им? Так пусть они мне скажут: Николай, подари нам эти два миллиона долларов, и отстань от нас. То есть я со своей стороны сделал шаг — а с их стороны вижу только какие-то противодействия.

Причем для них я вижу, что они закончатся плачевно. И они это тоже прекрасно понимают. Они уже выходят на ситуацию, которая выходит за рамки. Я этого не хотел. Бог видит. Я готов сегодня садиться и разговаривать.

П: Ну не знаю, я скажу. Пусть встречаются с тобой и разговаривают. Мне оно, вот мне, вообще фиолетово.

Р: Просто я вижу здесь ситуацию, как бы есть вещи, которые за вашей подписью, и вы должны для себя четко понимать…

П: А что за моей подписью?

Р: Там вас подставляют.

П: Что за моей подписью? Обращение в суд? Я обращаюсь в суд в третейский об отмене решения того, которое выставили в отношении администрации. О протяжке коммуникаций там, прочего, прочего.

Р: Там документы внимательно просто читайте. Не только на юриста ссылайтесь. Я этого не хочу, не добиваюсь. Вы ж понимаете, что в следующем году и последующем это здание сдано не будет?

П: Да нет, конечно!

Р: Тогда что? Мне дальше сидеть? Я 10 лет жду. А то, что сейчас там предприняты шаги препятствовать во всех объектах. Подали разрешение на строительство. Заблокировали.

П: Вот где разрешение, где? Я ничего не подписывал.

Р: Вы его и не подписывали, потому что на сегодняшний день на архитектуру подали документ, а он прямым текстом сказал, что не будет у вас разрешения на строительство.

П: Он — это кто?

Р: Ваш архитектор.

П: Кому он сказал? Давай мне их обоих, кто принимал участие в разговоре. У меня совесть чиста по отношению к тебе. Я тебе никаких противодействий в работе!

Р: Но за вашей спиной это делали, Сергей Николаевич.

П: Значит, они мои сотрудники, а не городского совета. Если они будут так делать, вот кто? Дима ходил? Давай мне Диму.

Р: Там не Дима ходил. Я нанял инженеров с Краснодарского края, они приехали, сделали исследование земли. Я ж не останавливаюсь, там объект очень серьезный, тем более, что идет финансирование. Тот вопрос, который мы проговаривали, все в силе. Значит, они приехали, сделали работы, которые нужны. И подготовили документ, каким образом делается стенка, эта причальная стенка, то есть они расчеты сделали.

П: С внутренней стороны?

Р: C внутренней, с внутренней стороны. По наружной стороне мы хотим сделать там пирсы, это все идет как берегоукрепление. То есть делаются пирсы, чтобы намывало берег. Сейчас там размыло, за зиму, а есть технологии, которые намывают. Эту технологию проходили в Калининграде. Я вызвал с Калининграда специалистов, они там походили, посмотрели, поставили метки, увидели всю ситуацию. Сказали, да, однозначно ситуация как в Янтарном происходит, то есть нужно обязательно делать молы, их еще немцы ставили. Подали сюда документы. Но для того, чтобы подать, они идут с какой стороны? Давайте мы вам подскажем, как правильно делается. Они вызвали специалистов с Краснодарского края, которые занимаются берегоукреплением, они весь порт Кавказ строили. Вот эта компания, я их и вызвал. Они показали, что стенка будет сделана таким-то образом, берег укрепляться таким-то образом. То есть, там нарушений экологии нет, только помощь природе.

И сейчас получается, что все эти документы в Ялте. Там этот орган находится, который вот. Человек — до свиданья. Это было не мне сказано, это было сказано специалистам. Это был проектировщик с Краснодара и инженер-строитель. Вы, говорит, разрешение все равно не получите. Все, до свиданья.

П: Они обращались от имени кого?

Р: Нет. Они обращались от Паршуковой Ольги Николаевны. Естественно, они понимают, что это я. Я ничего не предпринимал, с вами решил этот вопрос не проговаривать, пока не вынесли ситуацию.

П: Нет, Коля, понимаешь, если идет закулисная игра, то Ольга Николаевна…

Р: И который у вас с Краснодара? Или откуда он приезжающий, уезжающий? Из Новороссийска?

П: Ну, с Сочи.

Р: Вот эта ситуация. Если нужно будет поднять этот документ, я могу инженеров вызвать на любой день, когда вы скажете. Они не голословно, они покажут, расскажут в вашем присутствии, и принять решение. Потому что я в принципе готов сегодня.

П: Какое там решение необходимо принимать?

Р: Дать решение на строительство.

Зайдет техника и будет строить. Плавпричал стоит, потому что это их компании плавпричал, который забивает сваи на мосту. Он перейдет и за неделю сделает нам эту работу. Все договорено и решено по оплате, все. Газовые трубы мы закупили в Краснодаре, по очень хорошей цене нам дали.

И плиты закупили в Багеровском аэропорту. 600 плит. Вымашивается площадка, делается берегоукрепление. Все красиво, все стоит.

То есть я-то это в любом случае сделаю. Просто сейчас идет затяжка. Ну, закусились - ладно, хорошо, дальше что? Ждем решения суда? Ну, суд отверг все ситуации, в Москве. Здесь только садиться и разговаривать. Я готов. Просто, даже чисто по-человечески, не на амбициях, ни на чем. Пусть люди посмотрят: два миллиона долларов закопано, десять лет. А мне предложение хоть одно пришло? Нет. А извинение хоть одно пришло? Нет. А какие-то там, может быть, сесть да поговорить? Ведь я в город иду не просто так. Я готов сегодня развивать. Я и это хочу сделать, и это. Я не распыляюсь. Я могу сделать 3-4 объекта, но они будут сделаны в лучшем виде. Вот моя цель. Попробуйте, давайте, сядем, поговорим. И вопрос тот, который тогда проговаривался, готов на троих сесть и разговаривать. Я со своей стороны не имею. И я сказал, та ситуация, которая по (не слышно) — она отдельно. И считать, что она шефа предает, или еще что-то, это глупо.

П: Эту тему… я тебе говорю, мне вчера задали вопрос, завтра передам обратно, пусть они сами решают, хотят встречаться…

Р: Вы можете сказать дословно. Человек вменяемый. Я что невменяемый?

П: Коля, ну ты с ним общался, ты же знаешь, кто вменяемый, кто невменяемый.

Р: Готов садиться, разговаривать. У человека закопано большие деньги, он хочет их разрешить. Сегодня с вашей стороны в его сторону ничего нет. Никаких обещаний. Я даже на объект пойти не могу. Ну как это, нормальная ситуация? Нет. Мне говорят — ты позвони, и ты зайдешь. А зачем?

Та ситуация, которая идет, вы же сами прекрасно понимаете, что она вылезла за рамки, там идет уголовка. Я ее не натягивал. Я ее видел, но я ее не трогал, я иду чисто в гражданском. А уже полезла там… людей подставили, зачем. И вы знаете, как все это дело прошло. А люди тоже не дураки, они не будут держать язык за зубами. Они начнут сдавать. Что указания получали отсюдова.

И я в это не лезу. Я наоборот, сесть, поговорить. И когда с Ларисой последний раз разговаривали, я сказал: Лариса, я готов к диалогу. Но давайте сядем, поговорим. Вот 26-е пройдет, я поговорю. 26-е прошло, и промолчала. Я попробовал позвонить, она не взяла трубку. Ну ладно.

П: Хорошо.

Р: Я тогда жду от вас звонка. Побегу дальше трудиться.

О том, что в Крыму чиновники берут взятки, знают все, и за что они их берут, все знают тоже. Но диалоги эти достойны внимания по другим причинам. И это вовсе не вынесенная в заголовок статьи цитата — при всей ее скандальности, подобными утверждениями, даже если они сделаны в 2016 году, в Крыму мало кого удивишь.

Даже если голос женщины на них принадлежит не председателю горсовета Керчи, «дело Писарева» объективно ослабляет позиции спикера госсовета Крыма Владимира Константинова, втягивая в воронку близких к нему людей. Лариса Щербула, которая пока проходит по уголовному делу свидетелем, ранее работала в «Консоли» и считается одним из знаковых кадров г-на Константинова в местных советах Крыма. Участие последнего в событиях «Крымской весны» до сих пор воспринималось как гарантия неприкосновенности, но, судя по вероятно имевшей место утечке из «органов», эта гарантия не бессрочна.

Интонации участников диалога показывают, что «бандитские» сериалы, чьих авторов упрекают в фальши, не так уж далеки от реальности. Это действительно работает так, как нам показывают. Хотя Оскар Уайльд однажды заметил, что искусство сильнее влияет на жизнь, чем наоборот — так что еще неизвестно, кто тут кому подражает.

Но, пожалуй, главное здесь — это голос женщины, чьим бы он ни был на самом деле. По «понятиям», которые давно заменили у нас закон, она ведет себя безупречно, демонстрируя верность принципам морали своего сословия и преданность патрону. Ее манера держаться вызывает определенное уважение: наверное, именно так и следует вести себя при феодализме.

Вот только Писарева почему-то немного жаль.