Меня нашли в четверг на минном поле...

О том, что движет теми, кто занимается поиском пропавших без вести, что значит «умереть в один день» для тех, кто ждал долгих 70 лет, и о том, почему наши бывшие соотечественники не хотят хоронить своих павших предков, «Примечаниям» рассказал командир севастопольского поискового отряда «Азимут» Сергей Неважин.

Чем мотивированы эти молодые, крепкие парни, по несколько недель в год проводящие в степях и горах с лопатой в руках — под палящем зноем или изнуряющем холодным ветром?

Причины у всех разные, говорит Сергей. Кто-то приходит в отряд с крикливым патриотизмом, который выветривается после трех дней работы лопатой. Кто-то любит историю и археологию. У кого-то родственники не вернулись с войны. Для кого то это долг, для кого-то совесть и честь. «А для меня это способ уйти от социума. Пару недель побыть в покое. Только мой, такой своеобразный вигвам, в котором я могу сидеть, и делать что-то социально важное и никого не замечать. И потом, это то, что у меня хорошо получается», — делится Сергей.

Поисковики делают важное и нужное дело. Ведь где-то до сих пор ждут весточки, несмотря на то, что выросло уже третье, а то и четвертое поколение в семьях, а родные так и числятся в базах «пропавшими без вести».

Сергей рассказал один случай. «Нашли родственников, звоним. А они говорят: «У нас бабушка, его жена, пятнадцатого числа умерла». Поднимаю акт обнаружения — мы нашли его тоже пятнадцатого». Вот так и получилось, что умерли они в один день: он документально, она реально. Грустно.

По словам Сергея, под Севастополем работа поисковиков все реже бывает успешной. Ведь главная задача — не просто найти останки, нужно узнать имя. И сделать это можно либо по медальону, который если и попадается, то чаще или не читаем, или бумага прямо в руках рассыпается в прах. Либо по наградам, подписным личным вещам. Но чаще всего с погибших в Севастополе они давно уже сняты мародерами.

Места жесточайших боев под Черноречьем, на Мекензиевых горах, у Балаклавы разграблены черными копателями. «Весь бывший Союз знает, что ехать надо в Севастополь. Люди специально отпуска берут, с приборами едут к нам копать», — с сожалением говорит Сергей. Снимают весь металл подчистую, останки в беспорядке зарывают или вообще бросают. Награбленное продают или обменивают на «черном рынке». Поэтому ПО «Азимут» пару раз в год в полном составе выдвигается в степи Керченского полуострова, на Ак-Монай, Перекопский вал, где много нетронутых, забытых могил, затерянных среди пашен.

А семьи ждут информацию... Или уже не ждут. Люди, на сообщение о найденных останках своих павших солдат, реагируют по-разному. Кто-то будто все семьдесят с лишним лет ждал этого звонка — радуется, волнуясь, благодарит, вылетает первым рейсом. Некоторые сначала бросают трубку, а потом, через время, перезванивают и долго-долго ошеломленные выспрашивают подробности. А некоторые реагируют равнодушно: «Нашли? Ну и хорошо! У нас претензий и вопросов нет». Случается, это люди маргинальные, имеющие серьезные проблемы с алкоголем.

Бывает и весьма странная реакция: нашли бойца с сохранившимся медальоном. Из Эстонии. Но родственники, прежде чем забрать останки, потребовали генетическую экспертизу. Генетического материла для анализа не хватило: ногтей и волос давно нет, кости и зубы — не пригодны. Так и простоял боец в мешке два года в военкомате. Потом семья одумалась и забрала останки. Похоронили на родине.

«У нас был случай один, — начинает поисковик другую историю, — на пляже над Эльтигеном совершенно случайно зацепились за слабый сигнал. Заложили шурф, а там орден Красной звезды. Один луч срезан осколком — нет двух цифр номера. Всего три бойца. По ордену начали искать, отсекать варианты по географической привязке методом исключения. В итоге нашли — капитан, разведчик, погиб в сорок третьем в Керченско-Эльтигенской десантной операции. Родственники живут во Владивостоке. Два года власти Керчи не давали добро нам его похоронить. Когда разрешили, то прилетел внук со своей сестрой. Сестра побыла тут пару дней, похоронили их деда с почестями, потом он ее отвез в Симферополь, посадил на самолет. А сам еще две недели провел с нами на лопате в полях — проникся».

К работе поисковиков относятся по-разному: равнодушно, с восторгом или резко негативно — те, кто считают, что бойцов той далекой войны уместно было бы оставить в земле и предать забвению. Но чаще люди об этой сложной и весьма опасной работе даже не задумываются. Ведь кроме останков в земле покоятся и боеприпасы — миллионы тонн опасных, ждущих своей жертвы боеприпасов. Недавно в Феодосии погиб поисковик, подорвавшись на снаряде, член отряда «Ак-Монай».

«Как-то мы работали недалеко от Керчи. Прибежал фермер и давай орать на нас: мол, какие бойцы, у меня тут поле! Мы ему: посевов нет, не волнуйтесь так, подождите, сейчас останки вытащим, яму закидаем, и пользуйтесь своим полем. Земля-то все равно в аренде, значит, государственная. Подвели его к яме, показали: лежат в ряд пять человек. Он за голову схватился, уехал. Через час приехал на тракторе, и весь день помогал нам копать, снимал верхний слой земли. А мы дальше на штык, ювелирно», — рассказывает Сергей.

Экспедиция считается успешной, если удалось найти хоть одно имя. Но этого мало: нужно сообщить родственникам. Задача нетривиальная и чаще всего решается с привлечением неравнодушных земляков погибшего. «Сначала собираем информацию: по донесениям, архивам, наградным листам. Намечаем план: где и кого искать — военкоматы, сельсоветы, загсы, районные администрации. Потом выбрасываем сообщения на форумы и в соцсети, ищем земляков и пишем, просим помочь с поисками», — описывает примерный алгоритм Сергей.

Чаще всего люди откликаются. Но не везде: в Грузии не удалось найти никого. В местных военкоматах уже не говорят и не понимают по-русски. А в соцсетях русскоговорящие грузины начинают разговор с главного: «Давай денег и мы поищем».

С поисками родственников на Украине теперь тоже возникают проблемы. В Интернете добровольцев найти сложно. Недавно кировоградский архив ответил подчеркнуто отстраненно: пришлите обращение в установленной форме, ответ ждите через три месяца, в случае успеха — вышлем реквизиты и счет на оплату. На кировоградском паблике разместили поисковую молнию о поиске родственников найденных бойцов — удалили через пять минут.

«Как объяснить им, что погибшие солдаты — вне политики? Они не виноваты, что Крым теперь российский, не знают, кто такой Путин... Но они погибли не зря. То, что ты сидишь с лопаткой над окопом, где он лежит, происходит именно потому, что он там лежит. Вот такая вот запутанная связь», — с сожалением говорит Сергей.

Но в основном жители бывших союзных республик останки своих родичей забирают. Везут на материк в Россию, в Украину, Прибалтику, в Азербайджан.

Не все бойцы сгинули без вести во время войны. Сергей рассказал историю воинского кладбища, которое превратили в пашню где-то в середине 50-х: «Пришла к нам бабушка дряхлая, рассказала, что, вроде бы, рядом с нашим лагерем было кладбище. Ходили, искали — ничего приборы не показывают. Все-таки поймали: подняли пирамидку, сплющенный конус из кровельного железа где-то метр в высоту. А под ним бойцы. Потом еще один — под ним тоже. Сначала не поняли, что это такое. А потом нашли кусок известняка с металлической звездой и догадались: воинское захоронение, а сплющенные пирамидки — памятники. 162 бойца было поднято, именных больше половины».

На памятниках обнаружили четыре таблички с именами, а у бойцов — три штатных медальона и два нештатных (записки были вложены в гильзы). Одна из гильз была обильно залита кровью. Кровь послужила консервантом, и записку смогли прочитать. А вот два из трех штатных медальонов оказались пусты — в них солдаты хранили спички и иголки.  Всех найденных бойцов перезахоронили в братской могиле.

Иногда погибших обнаруживают случайно: на огородах, в котлованах строек, в траншеях. Человеческие кости, разбросанные на десятки метров. Как их посчитать? Поисковики используют анатомический баннер — двухметровое полотно с нарисованным скелетом, на который укладываются найденные части тел. Так собирают солдата как паззл.

Среди солдатских останков попадаются и женские. Их немного, но они есть. В основном связистки и санинструктора. Как-то под газовой трубой в районе Аджимушкая нашли минометные позиции наших. Их накрыла немецкая артиллерия в январе 1944 года, перемолола 59 человек. Среди них была девочка: кирзовые сапоги детского размера, планшетка, нательный крестик. Стали зачищать ручку, а на ней — серебряная цепочка с оловянной фигуркой свинки. Тело буквально нашпиговано осколками — около килограмма выбрали. А на груди — маленькое круглое зеркальце. Стеклянное. Целехонькое, ни царапинки.

Интересно, что это девочку в 60-70х годах кто-то уже находил. Когда отыскали родственников, они очень удивились: «Как? Ее же перезахоронили давно на городском кладбище». Но это, видимо, была не она. Имя найденной через 70 лет удалось установить по донесению и карте-схеме захоронения, обнаруженным в архивах. А навел на них азербайджанский сержант, лежавший рядом в братской могиле. При нем была медаль «За боевые заслуги», медальон и подписная ложка. По фамилии и вычислили нужные документы.

Пока писалась эта статья, Сергей позвонил и рассказал нам еще одну новость: «Попросили найти родичей бойца, которого подняли в январе. При бойце ложка была. Долго не могли прочитать надпись: сильно "покоцана" и откисала долго. Только что нашлись, адреналин просто из ушей вытекает! Родичи пока еще в шоке». Еще на одного пропавшего без вести стало меньше.