За судьбой постояльцев ГБУ «Севастопольский дом-интернат для престарелых и инвалидов» я слежу вот уже более четырех лет. Впервые оказалась здесь в 2013 году. Помню, как больно было смотреть на этих пожилых людей, живущих в обшарпанных стенах и спящих на пружинных советских кроватях. Конечно, возможно, жизнь многих из них была небезупречна, но все же она была. Так или иначе, они творили добро, рожали, воспитывали детей, а теперь остались совершенно одни, на попечении лишь государства.
Контраст, который царит здесь сегодня, просто поражает. В зданиях и комнатах сделан ремонт, старые деревянные окна заменены на пластиковые, оборудованы балконы, отчищена от мусора территория — проделана колоссальная работа. Но больше всего, конечно радуют сами постояльцы. Чистые и ухоженные, они спят на новом постельном белье. В комнатах, даже где находятся лежачие больные, не чувствуется дурного запаха. Печалит лишь одно: некоторых из моих давних знакомых уже нет в живых.
Одним из таких людей, чей портрет висит сегодня на доске «Бессмертный полк», был Владимир Римммер.
Помню, как меня поразил проникновенный взгляд ветерана. Свою войну он начал в 15 лет на секретной военной базе в городе Поти, где охранял водный район вплоть до Турции, а после Великой Победы, почти 60 лет проработал на Севморзаводе. В интернат он пришел, а точнее приехал на инвалидной коляске, по собственному желанию. Сегодня все, что осталось от него в этих стенах — табличка на доске, ну и конечно же память. Очень хочется, чтобы мы его помнили, им гордились.
И все же большинство из тех, кого я навещала и с кем общалась все это время — живы, и дай Бог им здоровья!
Так Валентине Митюшиной, когда началась война, было всего 10 лет, но, тем не менее, она спасла жизнь одного из военнопленных. В войну она собирала металл для изготовления снарядов, лекарства для госпиталя, стирала окровавленное белье. В интернат она попала, когда сгорел ее дом, а два сына и дочь отказались забирать ее к себе.
Два года назад она сама ходила по заведению и даже ездила со мной купаться в море и есть чебуреки. Но потом упала и сломала шейку бедра. Сегодня доктора говорят, что она уже вряд ли когда-нибудь встанет. Для этого нужна операция, но с ее сердцем она может этого не выдержать. И все же старушка до сих пор мечтает о море.
Здравствует, слава Богу, и Капитолина Букало, которая работала в войну медсестрой и сегодня на ходунках сама пришла на концерт, посвященный празднику.
Сегодняшнее мероприятие, помимо постояльцев, посетили чиновники и детские музыкальные коллективы. Детский смех, беготня, военные песни и стихи в исполнении подрастающего поколения наполнили этот дом свежестью, радостью и слезами воспоминаний. Каждый из этих стариков хотел бы хоть на секунду занять их место и снова оказаться молодым.
Приятно, что для детворы это тоже не было очередной обязаловкой. Надев георгиевские ленточки, они улыбались пожилым людям, были внимательны, учтивы. Чиновники тоже пытались не отставать и подарили интернату пылесос.
Каждому посетителю выдавалась георгиевская ленточка, на столах — папки с фотографиями экскурсий и мероприятий, которые посетили старики. Торжество проходило в недавно отремонтированном зале, который Валерий Володин, директор музея 35-й батареи и зампред попечительского совета Севастопольского дома-интерната, сравнил с Эрмитажем.
Зал действительно сделан на совесть. Огромные хрустальные люстры наполнили его теплым и уютным светом. К большим красным шарам, украшавшим комнату, были приделаны бумажные самодельные птички, а после концерта гостей и постояльцев ожидала полевая кухня, организованная сотрудниками прямо во дворе. Там под гармонь они танцевали и распевали советские песни.
Мне же в этот день удалось познакомиться и пообщаться с еще одной обитательницей дома престарелых - Аллой Фатовой. Она рассказала, что родилась в 1938 году в Керчи и с 1942 по 1944 дожидалась освобождения города в Аджимушкайских каменоломнях. Если все, что она рассказывает, правда – об этом можно снимать киноэпопею.
«Наша квартира располагалась в Керчи под горой Митридат, — вспоминает она. — Мою маму чуть не убили именно там. Однажды мимо нашего дома немцы вели наших военнопленных. Мама вышла на улицу и загородила одного из солдат спиной, так что тот смог убежать и кинулся прямиком в нашу квартиру. Он сказал тогда маме, что никогда этого не забудет. Но ее выдала одна подруга и наутро к нам пришли немцы и повели маму на расстрел. Еще одним доказательством ее вины стала пилотка, которую забыл у нас тот мужчина. Спасло от смерти лишь чудо: по соседству с нами жил немецкий командир, он вступился за маму и приказал ее отпустить».
Отец Аллы был призван на фронт и пропал без вести после того, как прошел Польшу. Ее сестра погибла в каменоломнях, и лишь ей с мамой чудом удалось спастись.
«Всю войну, вплоть до освобождения Керчи мы провели в каменоломнях, — рассказывает Алла. — Там погибла моя сестра. Внутри скрывалось очень много людей, многие из них умирали и оставались лежать там же. Воды не было. Помню, как-то мама взяла большое ведро и пошла к колодцу, и там на нее напали румыны. Они стреляли, но ей удалось уцелеть. Когда она вернулась, люди начали предлагать ей разные украшения, золото, за то, чтобы она дала им напиться. Она же отказалась и сказала, что вначале мы напоим маленьких детей, а потом, что останется, разделим на остальных».
При освобождении, выходя из укрытия, люди ломились и давили друг друга. В этой сутолоке погибли десятки, а то и сотни мирных граждан. Алла утверждает, что когда люди покинули каменоломню, туда вошел военный отряд, и обратно не вышел.
«Когда освободили Керчь, мы с мамой решили уехать к бабушке в Краснодар, — говорит она. — Она была богатой дворянкой, и мы надеялись, что она нам как-то поможет. Мы пошли к парому, но не успели сесть на него. Подходя к пристани, мы увидели, что он отходит. Но, отойдя всего несколько миль от берега, он наткнулся на мину и взорвался. Помню, как в разные стороны летели головы, оторванные конечности…»
На этом их беды не кончились. Уже после войны, когда Алла играла во дворе с малышами, к ним подошел юноша и спросил не хотят ли они поиграть в новую игрушку. Малыши согласились.
«Он дал снаряд одному из детей и сказал, что если его сильно ударить, то из него вылетят игрушки, а сам ушел, — рассказывает Алла Фатова. — В итоге ребята ударили его о землю, и он взорвался. Девочка, которая стояла со мной рядом умерла, а мне осколок попал в живот и оторвал одну грудь. Когда мама пришла ко мне в больницу, там было не протолкнуться. Была огромная очередь, людей, которые сдавали для меня кровь. У меня была очень большая кровопотеря, и теперь я, наверно, на 90% состою из чужой крови».
После окончания войны Алла Фатова отправилась в Щелкино, где прожила 30 лет. Там она трудилась на атомной станции.
«Помню, как я плакала, когда ее закрывали, — говорит она. — Мы ее строили, работали себе спокойно, пока в один прекрасный день не появились «зеленые» с требованием ее закрыть».
Причиной подобного решения стала авария на Припяти. Именно туда в Щелкино были направлены люди и радиоактивные стройматериалы.
«Мы строили жилье для переселенцев и всячески помогали им, — продолжает свой рассказ обитательница севастопольского дома престарелых. — Они рассказывали, как в один день приехали машины, погрузили людей и запретили им брать с собой любые вещи. После чего их доставили к нам, и мы делились с ними всем необходимым. Мы начали строить для них жилье, и часть стройматериалов была привезена из Чернобыля. Из-за этого я начала пухнуть, из-под кожи выходила вода. Меня увезли на скорой с температурой 39.9, но врачи не знали, что делать. Спас меня лишь один профессор, который порекомендовал детскую мазь, от которой все и прошло».
Несмотря на травмы, Алла смогла родить двух сыновей, и под старость сама приняла решение отправиться в интернат.
«Я попала сюда по собственному желанию, — утверждает она. — Мне тут очень нравится, тут все прекрасно и все есть. Великолепное питание, стирка, купание, массажи, прогревания, концерты, замечательные врачи. Здесь есть даже спортзал, а еще нас возят на экскурсии. К нам даже приходят журналисты. Однажды у меня брали интервью, а потом его напечатали в газете. Вы не подумайте, это не потому, что я хочу славы. Просто очень приятно осознавать, что мы не забыты. Все теперь знают, что мы люди, мы есть, мы живем».
Всего за полгода до моего первого появления в интернат пришла новая директор Яна Ганчева. Она стала 18-м руководителем, сменившимся на этом посту за последние 30 лет. Именно под ее началом интернат наконец стал приобретать черты дома для человеческого проживания.
Неудивительно, что в интернат хотят попасть многие.
«Сейчас очередь в интернат уменьшилась и составляет до 10 человек на место, — рассказывает Яна. — Регулируется она естественным путем: кто-то уходит, мы все знаем куда, и тогда его место занимает другой человек. Сам же интернат, как был, так и остался рассчитанным на 179 мест. Сейчас в районе улицы Горпищенко собираются строить психоневрологический интернат, рассчитанный на 360 человек. Мы надеемся, что тяжелых больных будут размещать именно в нем, наш же интернат останется заведением общего типа».
В интернат поступают бездетные люди, либо старики, дети которых находятся в нетрудоспособном возрасте. В этом случае затраты на их содержание рассчитываются исходя из пенсии: не более 75% из нее забирает интернат, оставшиеся 25% выдается на руки, а в случае нехватки этих средств, их доплачивает государство.
Но есть в интернате и платные постояльцы. В этом случае родственники вносят все 100% их содержания. Сумма варьируется в зависимости от оказанных им услуг. Для лежачих стариков требуется больше средств, чем для ходячих, поскольку им необходимо дополнительное мытье, помощь в приеме пищи и многое другое. В среднем же сумма составляет порядка 16–17 тысяч рублей в месяц.
И все же ни город, ни в целом Крым не приспособлены для жизни инвалидов. В Севастополе, в парке Победы, находится единственный пляж, оборудованный для спуска в море таких людей, но и тот является частным. Во всем Крыму есть только один санаторий, где могут размещаться люди с ограниченными возможностями: это «Ветеран», расположенный в Алуште.
«При Украине для посещения санатория нашими постояльцами выдавались сопровождающие, — рассказывает директор. — Теперь такой услуги нет, и чтобы поехать отдохнуть они должны сами оплатить путевку и самостоятельно туда добраться. При этом в заключениях, которые мы получаем отдельно на каждого постояльца, и которые обязаны выполнять, показаний к реабилитации в санатории сегодня нет ни на одного человека».
Чтобы встать на очередь в интернат, необходимо собрать определенный перечень документов. Вне очереди обслуживаются инвалиды и участники ВОВ, а также люди, у которых существует угроза для жизни. По словам директора заведения, система приема заявок полностью отработана и существует в электронном виде. Но все же далеко не все старики стремятся сюда попасть. Многих не устраивает режим, который необходимо соблюдать, а люди привыкли к свободе.
