На краю земли

Если повернуть на Казачью бухту, а потом ехать по главной дороге никуда не сворачивая, у самого моря, на мысе Херсонес, упрешься в ворота воинской части 49385. Рядом табличка: «Памятный знак культурного наследия. Охраняется государством». Два маяка на мысах Херсонес и Тарханкут были первыми, построенными на Черном море - в прошлом году им исполнилось 200 лет.

Большую часть своей истории севастопольский маяк был единственным каменным зданием в безлюдной степи. Сейчас от былого простора юго-западной оконечности Гераклейского полуострова почти ничего не осталось. Вдоль дороги, ведущей к мысу, тянутся кварталы дачных кооперативов и заборы частей бригады морской пехоты, сияют фасадами новостройки офицерского городка и коммерческие проекты севастопольских застройщиков.

Ближе к мысу справа от асфальта совсем недавно появился новенький выкрашенный, зеленой краской забор: министерство обороны огораживает земли, полученные из рук Меняйло по скандальному распоряжению 195-РП. Оно вернуло военным все, что им принадлежало, «когда деревья были большие». Этим забором обозначается плоскость старого аэродрома. Слева от дороги — радары СПРН, их военные тоже пообещали обновить. Правда, обитающие в Казачьей военные говорят: денег на это у страны пока нет.

Казачка меняется на глазах, но здесь, у ворот маяка, это почти не чувствуется. Несмотря на сильный, почти штормовой ветер, в ушах стоит тишина, а перед глазами - безвременье. За выбеленным забором — крошечный военный городок: три жилых дома, гараж, своя котельная, работающая на угле, маячно-техническое здание, несколько вспомогательных построек и сам маяк. Вокруг с трех сторон — море.

У ворот части - домофон. Слышны гудки, но двери не открывают. Из-за забора машет смотрительница маяка, техник Ольга.  «Я вам открою, - кричит она на бегу, - когда передатчик радиомаяка включен, домофон не срабатывает».

В помещении маячно-технического здания прохладно, стоит конторский дух — смесь запахов старой изоляции, пожившей мебели, пыли и желтой лежалой бумаги. Вокруг приборы и передатчики выпуска середины прошлого века и новенькие схемы инструкций, отпечатанные на принтере.

Начальник маяка Анатолий рассказывает о своем хозяйстве, обстоятельно объясняя, зачем современному миру, напичканному приемниками ГЛОНАСС и GPS. нужен такой архаизм, как светящийся в ночи оптический сигнал. «Помимо непосредственно башни маяка, мы обслуживаем радиопередатчик, по нему тоже ориентируются корабли, - говорит он, - За нами закреплены навигационные знаки — створы — расположенные по побережью от мыса Херсонес до мыса Фиолент. Самый дальний в 30 км от нас».

Еще в ведении маячников находится девиационный и мерный полигоны. На мерном корабли после ремонта проверяют ходовые качества машины. Судно проходит заранее известное расстояние между двумя парами створных знаков, и по полученным временным показателям штурман корректирует показания лагов — морских спидометров.

Девиационный полигон предназначен для определения поправки пеленга. Корабль подходит в зону визуального контакта с эталонным объектом пеленга, штурман смотрит на него в теодолит, точно определяя глазом его местоположение, и сверяет то, что видит, с показаниями приборов. Позже, когда корабль будет далеко в море, он сможет правильно определить направление, скорректировав углы на выявленное на полигоне число градусов.

Помимо этого, служба Херсонесского маяка отвечает за посадку-высадку морской пехоты, базирующейся в Казачьей бухте, и за калибровку оборудования судов радиоразведки.

«Принять меры по принудительному выселению...»

Начальник маяка много и подробно говорит о прошлом, но еще больше — о несветлом будущем. На прошлой неделе в городок принесли уведомления о принудительном выселении обитающих в городке маячников из предоставленного им служебного жилья.

Люди должны покинуть свои квартиры добровольно до 15 сентября. Не только физически выехать, но и сняться с регистрационного учета. К тем, кто ослушается, пообещали принять меры по принудительному выселению. Естественно, расписываться в получении уведомлений жильцы отказались. 

К выходным в часть приехал представитель ФГКУ МО «Югрегионжилье» Кононов, подпись которого стоит под этими документами. Он объяснил, что людей выселяют по распоряжению министерства обороны. На месте городка, обслуживающего маяк, теперь будет некий стратегический объект. По слухам, распространяющимся в Казачке, на территорию у моря положило глаз ГРУ.

Кононов собирался лично вручить будущим бомжам бумаги, однако присутствие юристов, приглашенных жильцами, его смутило. Чиновник ретировался, пообещав прислать их письмом по почте. Пока «письма счастья» нашли только двух адресатов, остальные семьи застыли в страхе.

В домах у подножья маяка занято 35 из 36 квартир. Все, кто здесь живет - либо служат на флоте (в городке живут четыре семьи офицеров и сверхсрочников), либо работают вольнонаемными в службе гидрографии ЧФ (следят за навигационным оборудованием на маяке), либо уже уволились с маяка или ушли на пенсию, но выехать из своих квартир не могут — некуда.

Выгнать из городка тех, кто уже не имеет отношения к гидрографии ЧФ, за прошедшие после развала Союза 25 лет так никто и не решился. В советские времена существовала статья жилищного кодекса, закрепляющая право на служебное жилье за тем, кто проработал на предприятии или на производстве больше 10 лет. И до начала перестройки это право неукоснительно соблюдалось: всем, кто уходил с маяка на пенсию или другую работу после десятилетия исправной службы, либо давали квартиру в городе, либо обеспечивали жилплощадью по новому месту работы.

Выписать человека просто на улицу ни тогда, ни сейчас — как ни парадоксально это звучит в государстве, давно растерявшем статус социального - по закону нельзя. 

Вот тогда-то, сразу после раздела флота, и возникли неясности со статусом людей, проживающих здесь. Расселять уволившихся, вышедших на пенсию и сокращенных с маяка перестали - у города попросту не было ни свободных квартир, ни денег на их приобретение. Флот тоже не спешил обеспечивать вольнонаемных иностранных граждан (у большинства гражданских, работавших на ЧФ, были украинские паспорта) жильем. Высшие флотские чины время от времени с маячниками «заигрывали», обещая им рано или поздно расслужебить квартиры и передать их городу для последующей приватизации, если власти Севастополя будут согласны.

Но приватизировать квартиры за четверть века так и не удалось. Сначала городские власти открестились от домов, заявив, что вообще не знают об их существовании. Затем, когда акты передачи гидрографии флота трех построенных городом для служителей маяка двухэтажных строений, подписанные в конце 70-х и середине 80-х, все же нашлись, чиновники заявили: отдавать арендованное Россией имущество в частные руки они не имеют права. Надо ждать срока окончания международных договоров. 

Живущие в маячном городке люди пытались выяснить свой статус и у флота. Писали обращения на имя командующего и в морскую инженерную службу (МИС). Оттуда в 2007 году пришел ответ за подписью полковника Тавадяна: основанием для проживания является прописка в паспорте и запись в домовой книге (учетной карточке паспортного стола).

Копию ордеров, по которым когда-то людям выдавали квартиры, МИС не дал: выяснилось, что они много лет назад были то ли утеряны, то ли уничтожены как не подлежащие передаче в архив.

В том же 2007 году начальник юридической службы флота полковник Зровка отправил на имя командующего правовое заключение, суть которого была в следующем: дома относятся к категории служебных, Черноморский флот владеет ими лишь на правах оперативного управления как частью арендованного флотом у Украины имущества, поэтому расслужебить их не может. Пенсионеры по возрасту и члены семей умерших работников маяка согласно жилищному кодексу Украины выселению не подлежат. Порядок предоставления другого жилого помещения уволенному с работы гражданскому персоналу приказы министерства обороны РФ не определяют.

В качестве выхода из затруднительной правовой ситуации, когда флот не может ни оставить «посторонних» людей в служебных квартирах, ни выселить их на улицу, полковник юстиции Зровка предложил поставить их на учет в общегородскую очередь нуждающихся в улучшении жилищных условий. Но по неизвестным причинам командование этого так и не сделало.

Все это происходило на фоне массового расслужебливания и приватизации флотского жилья, в том числе и в новехоньких, только построенных «лужковских» и «путинских» домах. Мичмана и офицеры кто пошустрее смогли оформить на свои семьи по нескольку квартир. Другие, как выяснилось, остались ни с чем. 

Люди случайные и неслучайные

Про «городскую очередь» в городке говорят много. По нормам жилищного кодекса РФ, претерпевшего в 2005 году значительные изменения по сравнению с советской редакцией документа, закрепляющего конституционное право на жилище, каждый «расселяемый» должен числиться в реестре нуждающихся в улучшении жилищных условий. Чтобы попасть в него, нужно соответствовать критериям. Большинству живущих в военном городке попасть в этот список не светит.

«У нас трехкомнатная квартира, - рассказывает моряк Борис Гаргуль. - По нормам она подходит для проживания семьи из 4 человек. Я всю жизнь ходил в море на гражданских судах, у меня неплохая пенсия, еще я продолжаю работать. У моей жены — тоже пенсия, хоть и маленькая. При постановке на очередь требуют документы о том, что семья малоимущая. У нас таких нет, доходы хорошие.

И квартира есть, где мы прописаны, ну и что, что служебная? Даже если мы отстоим очереди в жилищном отделе на Корабельной (управление жилищной политики на ул. Рабочая, 5 — прим.), нам, скорее всего, откажут».

Семья Бориса — одна из немногих в городке, уже давно не имеющих отношения к маяку. Его жена с 1977 года работала техником навигационной станции, базирующейся здесь же. Борис познакомился с ней в 1979, годом позже они поженились. Жили сначала в комнате в коммуналке. Когда у пары родился первый ребенок, им дали двухкомнатную квартиру, второй — трехкомнатную. Спустя 14 лет жена с работы уволилась, но из квартиры не выехала. Жилплощадь на замену, положенную по жилищному кодексу, семье не предоставили. 

Сам Борис в те времена работал в «Югрыбтрансфлоте», ходил в море на гражданских судах. Там он тоже числился в очереди на предоставление жилья, но как только принес документ о том, что супруге предоставили служебную квартиру, его из очереди вычеркнули. Так происходило со всеми, кто переходил работать на маяк с других предприятий.

Говорят, в военном городке нет случайных людей. Все, живущие здесь, так или иначе связаны с гидрографией флота, с навигационной станцией или маяком: либо они сами, либо их родители работали здесь много лет. Сейчас, спустя десятилетия, люди признаются, что шли сюда именно за квартирами.

В советские времена понятия частной собственности на жилье не существовало. У города были свои дома, предназначавшиеся для тех, кто нуждается в социальном жилье. В основном же все отрасли, где были заняты люди, самостоятельно брали на себя всю социальную нагрузку, обеспечивая своим работникам и жилье, и образование, и отдых, и досуг. Крупные предприятия имели собственные дома культуры, пансионаты, детские сады. И строили жилье.

На всех желающих квартир не хватало, поэтому люди искали места, где можно побыстрее получить вожделенную жилплощадь. Выпускники вузов подлежали распределению: на первом месте работы человек обязан был проработать пять лет. При этом ему должны были предоставить жилплощадь. Если это право не реализовывалось, он мог со спокойной совестью перераспределиться в другое место, чем в свое время и воспользовался нынешний начальник маяка Анатолий.

«Я работаю здесь с 1981 года, - рассказывает он. - Закончил севастопольский приборостроительный институт и распределился на ПО «Фотон» в Симферополь. Там мне квартиру не дали, я жил с женой и с маленьким ребенком во времянке через стенку со свиньями. А брат у меня работал здесь, на маяке, водителем. Он сообщил, что освободилось место инженера. Я сразу примчался к командиру части и начальнику маяка, переговорил с ними и получил от них гарантийное письмо, что мне предоставят жилплощадь. С этим письмом полетел в Москву, в министерство производства средств связи. Там показал этот документ и уже через 15 минут получил открепительный талон. Вот так я перераспределился в министерство обороны ради этой квартиры».

Других вариантов приобрести жилье, считал Анатолий, в советские времена у него не было. Купить дом или квартиру в свободной продаже тогда было почти невозможно, даже если долго копить. Место жительства меняли с помощью почти забытого в наше время «обмена».

В 80-е можно было вступить в кооператив, но для рядовых инженеров в стране, принадлежащей рабочим и крестьянам, это было непросто. Человек с высшим образованием получал на заводе 120 рублей, в то время как токарь шестого разряда мог выжимать из своего станка все 800, зарплаты доярок с трактористами в передовых колхозах доходили до полутысячи. Поэтому людям интеллигентным и образованным приходилось тщательно подбирать место работы, ориентируясь не столько на будущую самореализацию, сколько на возможность обрести социальные блага. В случае с маяком таковыми являлись жилплощадь и паек.

Сейчас Анатолий жалеет, что не поступил так же, как его однокашники, записавшиеся в свое время в набиравшие популярность МЖК. На год они устраивались подсобными рабочими на стройку, затем, получив квартиру, возвращались назад в свои лаборатории. Эти квартиры они давно приватизировали, Анатолий так и живет в служебной.

У смотрительницы Ольги другая история. Жена офицера, она всю жизнь «служила» рядом с супругом на севере, берясь за любую работу — в отдаленных гарнизонах рабочих мест на офицерских жен не хватает. Ближе к пенсии мужа Ольги перераспределили в Севастополь и дали должность в гидрографии. Она тоже пристроилась на маяк - сперва дворником, позже выросла до техника.

Корабль, несущийся в вечность

Все наши собеседники давно на пенсии. Из девяти служителей маяка в трудоспособном возрасте только двое — инженер и один из четырех техников. Остальные готовы работать здесь до смерти, в маяке они видят смысл своей жизни.

«За всю двухсотлетнюю историю маяк гасили лишь два раза, - с гордостью говорит Анатолий, будто он сам причастен к событиям давно ушедшим. - Один раз во время первой обороны Севастополя, в 1854 году, чтобы англо-франко-турецкая эскадра не смогла здесь сориентироваться и подойти к городу. И второй раз во время обороны 1941-1942 годов. Включали только по распоряжению городского комитета обороны, и то не вкруговую, а секторально. Идущим в Севастополь нашим подводным лодкам и кораблям заранее сообщали, сколько градусов будет сектор. Ночью они подвозили в город пополнение, боезапас, забирали раненых».

Даже в сложные 90-е, когда многие маяки по контуру развалившейся страны гасли, севастопольский на мысе Херсонес горел. Смотрители нелегально доставали для него лампочки, искали топливо для дизелей, добывали запчасти к передатчикам.

Жили, как и все, впроголодь. В те времена даже офицеры с большими погонами получали немного. Семьи месяцами питались однообразными серыми макаронами из пайка, крупами с червями и низкокачественной тушенкой, от запаха которой воротит до сих пор. На флоте терпели все: кадровые были связаны присягой, гражданские — преданностью флоту. И тех, и других лихорадило от мысли остаться совсем без работы и средств к существованию в случае увольнения.

Сейчас зарплаты гражданских специалистов на флоте по-прежнему мизерные. Начальник маяка получает на руки чуть больше 18 тысяч рублей — это с 36-летней выслугой, премиями и доплатами. Техник — около 14 тысяч. Тем, кто придет им на смену сейчас, больше 12 тысяч не светит.

Все держится на привычке и голом энтузиазме. Маячники настаивают: согласно своду правил маячной службы они должны жить в непосредственной близости от башни. Один вахтенный в случае нештатной ситуации не справится, нужны свободные руки.

«Как и все в городе, маяк пережил блэкаут, - рассказывает Анатолий. - У нас тоже отключали свет на шесть часов — мы заводили дизель. Во время сильных штормов, как в ноябре 2007 года, наш городок заливает так, что здесь, в маячно-техническом здании, вода стоит по колено. Приходится вычерпывать. Один вахтенный одновременно к дизелю и передатчику не успеет, а когда на полигоны приходит корабль, одному человеку нужно заниматься только им, не отвлекаясь на работу маяка. Если сюда придется ездить из города на транспорте, вся эта работа остановится».

С транспортом здесь действительно плохо. «Топики» ходят, но нечасто. Иногда, если пассажиров нет, водители разворачиваются и едут в город, не доезжая до проходной. Зимой в гололед в Казачку вообще ничего не ходит, приходится идти по морозу пешком.

Сейчас у многих в городке есть машины, хотя бы старенькие тридцатилетние «жигули». Без колес здесь совсем сложно. Ближайший магазин — в трех километрах. За мясом и овощами нужно ехать на рынок или в супермаркет в Камыши. Там же аптеки, детские сады, школы, поликлиники.

Местные от изолированности уже не страдают, привыкли. Смеются: «Мы живем на краю земли, дальше только море». К самому морю относятся, как и все севастопольцы, индифферентно. Пляжа в общепринятом понимании у маяка нет. Когда наступает теплый сезон, жители городка идут к побережью и начинают таскать камни, которые волны прикатили к берегу во время жестоких зимних штормов. Расчищают дорожки, по ним заходят в воду. Шторма бывают и летом, стихия разрушает дорожки, и их отстраивают заново. Детей купают в затишке мелководной лагуны, где раньше стояла маячная шлюпка — там всегда теплая вода.

Зеленью городка, напротив, гордятся. Считают его оазисом в голой степи. Вокруг домов растут традиционные для юга сосны, акации, туи, рощицы лоха серебристого и тамариска. На клумбах — розы и юкки. Рядом голубая елочка — подарок киношников, снимавших на маяке фильм пару лет назад.

«В 80-е здесь было выжженное поле, - говорит техник Ольга. - Мы все вырастили своими руками: деревья, цветы... Теперь это кому-то приглянулось. Видите, как у нас красиво, только гусеницы эти замучили, везде сидят — на домах, на деревьях».

Дом №1 военного городка - необычное здание с внушительными плоскостями фасадов и маленькими окнами 1953 года постройки, видно, что квартиры внутри просторные, с высокими потолками - сверкает новенькой крышей.

«Нашими домами управляет ГУПС, мы все коммунальные платежи платим в город, - поясняет Ольга. - В прошлом году из фонда капремонта дали деньги на крышу. Только сделали, а теперь отбирают. Неужели это все снесут? Кстати, когда мы несколько дней назад ходили к инженеру ГУПСа на прием, нам сказали, что эти дома числятся на балансе города, а уже на днях, когда мы снова ее об этом спросили, она сделала вид, что нас не знает и разговора этого не было».

На улицах городка безлюдно и очень спокойно. Даже камерно. На окнах балконов нет занавесок или жалюзи — вся жизнь на виду. Вход в подъезд, напротив, завешен трогательной тюлевой занавеской. Под деревьями у подъезда — по-домашнему расставленные табуретки. Трется у ног толстый рыжий кот.

«Здесь все всех знают, - продолжает рассказ Ольга, - не только по именам, но и всю подноготную. Большинству семей идти просто некуда, вся жизнь на маяке, мы привыкли. Кто-то, может, и хотел бы уехать, но нам пока ничего не предлагают».

Люди, живущие здесь, всегда знали, что рано или поздно выселение произойдет. Они не питали иллюзий, ведь жилье числилось служебным. Они просто надеялись, что судьба убережет их от этого.

Они приводят в пример своих товарищей, умерших у себя дома, здесь же, в военном городке. Так просто и буднично произносят фразу «вот им же разрешили дожить», что становится жутко: они им завидуют. Боязнь оказаться на старости лет на улице пересиливает страх смерти.

За ними стоят с немым укором семьи их детей и внуков, которые тоже не смогли за эти годы нажить своего жилья. Они не получат от родителей наследства.

«Мы уже думали, - говорят маячники, - если нас будут выселять, мы все уволимся, чтобы не попасть снова в служебное жилье. Пусть дают муниципальное, мы оформим договора соцнайма, а потом приватизируем квартиры. У всех есть на это право. Потом, если мы будем еще нужны этой стране, мы вернемся и будем работать, как и работали».

Военный городок на мысу — как корабль, несущийся в вечность. Над ним в немом спокойствии застыла фок-мачта рубки маяка, вокруг мачты поменьше, опутанные такелажем радиоантенн.

Здесь, на самом краю земли, живут тихие, спокойные, интеллигентные люди. Забытые или забывшиеся? Кажется, будто они намеренно скрылись за забором этой воинской части на берегу моря, чтобы не видеть того, что происходило вокруг. Где-то там, в нескольких километрах менялись государства, рушились устои, шла борьба за деньги и власть. А внутри, в изоляции от внешнего мира, продолжали жить люди, верящие только в одно: огонь маяка не должен погаснуть.