За все время работы в «Примечаниях» мне попадалось столько историй про тяжелую жизнь стариков в Севастополе, что казалось, удивить меня чем-то таким уже сложно. Они похожи друг на друга: всю жизнь эти люди работали на благо страны, кто-то воевал. Растили детей, копили на старость — и когда до этой самой старости дожили, оказалось, что они не нужны ни новой уже стране, ни детям, ни внукам. У них нет денег, сбережения розданы голодным родственным ртам. Эти люди не живут, а доживают. Выживают. И самое страшное, если они не растеряли остатки памяти и рассудка и все это понимают.
Но я ошибалась. Очередная такая история меня не то, чтобы удивила. Ужаснула. Она вобрала в себя все: безразличие любимых людей, безразличие власть имущих, и, что самое страшное, безразличие к собственной судьбе.
Нашу героиню, о тяжелой жизни которой рассказала севастопольская общественница, зовут Баяджи Тамара Филипповна, ей 88 лет. При Украине ее признали ребенком войны.
Уже много лет она живет в Балаклаве. Здесь у нее в свое время была квартира — прямо рядом с набережной. Глава местного кооператива по улице Исторической (где сейчас живет женщина), представившийся Владимиром Ивановичем, говорит — квартиру женщина в свое время продала, деньги дала родственникам. Те обещали женщину приютить, но, получив деньги, о своем обещании забыли. Теперь она живет практически под открытым небом в небольшом самострое недалеко от крепости Чембало — одной из главных достопримечательностей Севастополя и Балаклавы.
— Баяджиху нашу ищете? Хорошая старушка. Специфическая. Ее здесь все знают, а я ей с документами помогал, когда мы начали переоформлять земли в РФ. Она все имущество свое попродавала, родственниками роздала. Живет теперь без документов. У нее ничего нет. Даже земля, на которой она уже около 30 лет живет в своей самодельной каменной коробке, ей не принадлежит.
— А что родственники? Не помогают?
— Не хотят они ее забирать. Сын с ней живет на ее же пенсию, считай под открытым небом. Бомжует, пьет. Даже паспорта российского пока не получил. У него дочь есть Тамара. Живет в отдельной квартире, к бабке и отцу не наведывается. Куча родственников, но никому она не нужна.
Она уже не соображает, думает, что это ее участок. Решила его однажды продать, родственники приехали сразу — мусор повывозили, надеялись на что-то видимо. Начали разбираться с документами, а их нет. Они все моментально уехали.
Постепенно подходим с Владимиром Ивановичем к какому-то сараю, выглядывающего из мусорной свалки. Рядом, поблескивая на весеннем солнце, мирно течет ручей.
Из сарая под громкий лай своры собак выходит старушка. 88 лет ей не дашь, выглядит моложе. В морщинах — грязь.
— Бабушка? Как жизнь? Все нормально у вас? — спрашивает председатель.
— Да какой там. Голодная. Деньги украли.
— Кто украл?
— Да те, на комбинате живут которые. А я голодую. Уже третий день голодная. Сейчас корочка последняя была, я пожевала ее и собачкам отдала.
— К тебе же родственники приходят, бабуль?
— Не, никто не приходит.
— А как же живете? Пенсию получаете?
— Получаю. Пятого числа вот. Хоть бы кто со мной пошел получать, а то опять отнимут (плачет) .
— Кто отнимет-то? – спрашиваем.
— Оооой, не верите вы мне!
— Да верим, кто забрал деньги-то, скажите?
— Ну уже ж забрали ночью. Хотели дачу купить, она мне не нужна. Половину хотели купить. А зачем мне нужна эта босота? В комбинате живут, нигде не работают. Вчера был участковый, спрашивал как дела. Меня ж тут избили. Генка избил. Пришел участковый, говорит — «Простите ему». Вот такие дела. Что делать я не знаю.
— А чего к внучке не идете?
— Не хочет она меня брать.
— У нее квартира? Сколько у нее комнат?
— Четыре. Она с братом живет не родным. У нее детей нет, у Витьки четверо детей. Вот живут.
— А сколько пенсия у вас?
—12 тысяч. Мне хватило бы, но собачек кормить надо.
Собачек у Тамары Филипповны и впрямь много: удалось насчитать около десятка. Кроме них она кормит еще и сына — его зовут Евгений и ему 66 лет. Евгений живет «по соседству» в рядом стоящем самострое.
Услышав наш разговор, он решает выйти из него и поучаствовать в обсуждении. Садится на корточки и начинает расправлять смятые сигареты. Евгений сходу говорит, что не любит фотографироваться, потому что верит в приметы, хоть и не суеверный.
— Чего паспорт не получили, Евгений? — спрашиваю.
— Да все не получается никак.
— А чего не работаете?
— Кто ж его возьмет в таком возрасте уже? — вступается за сына Тамара Филипповна.
Памятуя историю, расказанную председателем кооператива о квартире, деньги с продажи которой ушли родственникам, решаю спросить о ней саму героиню. У нее своя версия событий.— У вас квартира была?
— Была в Балаклаве, около моря. Рядом с набережной. Женька! На какой мы улице жили?
— На Калича, 39.
— Ну вот. И татары отобрали. Пришли с милицией, начали забор срезать. Я говорю, вы что творите? А они мне — ну вы же не живете в квартире, живете на даче. Квартира вам не нужна. Вот и все. Вот и скажи, что мне делать? Кто мне поможет? Видишь же как живу? Володе бы написать обо мне! Они бы все получили. Теперь сижу голодная. Что ж делать то?
— Ну как что? Прокуратура, суд, полиция. Бороться надо.
— Не, не судилась я. Убьют меня эти татары. Не хочу бороться. И квартира эта не нужна мне. Мне здесь хорошо, тут море. А воздух какой! Вот вспомнишь еще меня — ты сейчас на таком воздухе! Здоровье какое будет. Вспомнишь еще. Голодная вот только. А что делать?
Вот ты молодая, скажи — что мне делать? Кто мне поможет? Некому взяться за меня. На фронте была. И тетка была. Я матери не знаю. А тетка была. Ее немцы убили. И ничего я сейчас не получаю. Никому не нужна. Вот холодильник остался только. Хороший холодильник какой. Только света нет.
Сюда стекает вода в дождь
Из благ цивилизации здесь есть только газовый баллон, с помощью которого Тамара Филлиповна готовит еду. Спит бабушка на матрасе. На нем же спят и собаки. Вместо туалета ручей. Вместо раковины — он же. Электричества нет.
— Как вы в холода выживаете?
— Три одеяла — так и живу. Света нет, ничего нет. Холодно, сплю с собаками, они греют. Баллон газовый покупаю с пенсии, но он только для готовки. Вот так. А ведь я воевала. У меня ж документы, ты знаешь. И не нужна никому. В Мелитополе воевала. Дети войны. Никакой помощи не получаю. Я ж никуда не хожу, не могу. И пенсию заберут боюсь.
— А моетесь как?
— У меня корыто такое, в нем моюсь, из ручья набираю. Ты напиши обо мне, может, кто-то и поможет.
— Тамара Филипповна, а в дом престарелых не пытались уйти жить?
— Да как же я сына оставлю? Один останется, кто его кормить будет? И собак?
